Название: Paradise (spread out with a butter knife)
Автор оригинала: Sarah_Sandwich
Оригинал: archiveofourown.org/works/26399314?view_full_wo...
Пэйринг: Питер Паркер / Уэйд Уилсон
Размер: макси
Статус: закончен
Описание:
Он вздыхает с того места, где лежит, подбоченившись, и гравий с крыши впивается ему в позвоночник:
- Я потерял свою работу. Свою… другую работу. Ту, которая действительно оплачивает счета.
Он не хочет размышлять о том, почему из всех людей он рассказывает именно Дэдпулу. Конечно, его отчаянная нехватка друзей никакого отношения к этому не имеет. Эм Джей в Калифорнии в погоне за своей мечтой, Гарри проходит курс психиатрического лечения, и к нему не допускаются посетители (не чтобы это имело значение, поскольку они внесли Питера в черный список после прошлого раза), а Гвен… Ну.
И не похоже, что он может поговорить с тетей Мэй без того, чтобы она не обеспокоилась тем, что он умрет от голода под мостом или что-то в этом роде, так что… остается Дэдпул. Блин, когда его жизнь успела стать такой жалкой?
Или: рассказ, в котором Питер и Дэдпул в буквальном смысле являются родственными душами, но не осознают этого буквально годы, потому что они буквально идиоты.
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/018c3560-7f81-7b7e-9c34-f21...
Глава 5 (Часть 2)
Автор оригинала: Sarah_Sandwich
Оригинал: archiveofourown.org/works/26399314?view_full_wo...
Пэйринг: Питер Паркер / Уэйд Уилсон
Размер: макси
Статус: закончен
Описание:
Он вздыхает с того места, где лежит, подбоченившись, и гравий с крыши впивается ему в позвоночник:
- Я потерял свою работу. Свою… другую работу. Ту, которая действительно оплачивает счета.
Он не хочет размышлять о том, почему из всех людей он рассказывает именно Дэдпулу. Конечно, его отчаянная нехватка друзей никакого отношения к этому не имеет. Эм Джей в Калифорнии в погоне за своей мечтой, Гарри проходит курс психиатрического лечения, и к нему не допускаются посетители (не чтобы это имело значение, поскольку они внесли Питера в черный список после прошлого раза), а Гвен… Ну.
И не похоже, что он может поговорить с тетей Мэй без того, чтобы она не обеспокоилась тем, что он умрет от голода под мостом или что-то в этом роде, так что… остается Дэдпул. Блин, когда его жизнь успела стать такой жалкой?
Или: рассказ, в котором Питер и Дэдпул в буквальном смысле являются родственными душами, но не осознают этого буквально годы, потому что они буквально идиоты.
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/018c3560-7f81-7b7e-9c34-f21...
Глава 5 (Часть 2)
Пять лет с момента начала
Это происходит после того, как они предотвращают ограбление банка.
- Вы, мелкие засранцы, думали, что вы такие ловкие, - глумится Уэйд над желающими стать грабителями банков, обмахиваясь пачкой банкнот и неторопливо прохаживаясь перед тем местом, где те прилеплены к стене паутиной аккуратной однородной линией от самого маленького до самого крупного.
А что? Ему не положено веселиться? Возможно, испытывать гордость за совершенство это не то, что в понимании большинства людей можно назвать хорошим времяпрепровождением, но подайте на него в суд, это приносит ему чувство удовлетворения.
(Пожалуйста, пожалуйста, не подавайте на него в суд. Они с Уэйдом никак не могут позволить себе судебные издержки. Кто бы мог подумать, что честную работу наемника так трудно будет найти? А миссии Щ.И.Т.а в лучшем случае эпизодически с тех пор, как те выяснили, что Уэйд не так уж хорошо выполняет указания и придерживается поставленной задачи. Похоже, именно неподчинение было единственной причиной, по которой его уволили из армии).
- Вы думали, что сможете пробраться сюда и разграбить это место, пока все будут отвлечены последней выходкой Дока Ока? Как не стыдно. – Розовый кончик его языка едва виден между зубами, когда он прищелкивает им в притворном разочаровании. Нижняя часть его маски была порвана в вышеупомянутой схватке с Доком Оком, которую они, конечно же, выиграли и в миллионный раз тут же отправили его обратно в Рафт*, прежде чем по дороге домой наткнуться на эту небольшую попытку ограбления.
_____________________________________________________________________________
* Рафт (англ. Raft) - подводная тюрьма, созданная для индивидов, обладающих суперсилами.
_____________________________________________________________________________
Это все к тому, что с того места, где он сидит и ждет сигнальных сирен, которые сообщат им, что они могут спокойно продолжать свой путь, он обращает внимание больше на улыбку Уэйда, чем на что-либо еще, когда тот слишком далеко пролистывает стопку купюр, и спрятанный внутри пакетик с краской взрывается ему прямо в лицо.
В одно мгновение Уэйда окутывает впечатляющее алое облако, которое полностью скрывает его из виду.
- Ты идиот! – смеется он над ним, пока оно медленно рассеивается.
Снова видимый, Уэйд стоит, подбоченившись, и смотрит на себя сверху вниз. Его костюм, оружие и открытая часть лица – все это окрашено в сверкающий, яркий красный цвет.
Он сгибается пополам и смеется так сильно, что чуть не падает с потолка.
- Т-ты выглядишь как С-С-Сорвиголова!
- Гадость! – Уэйд сплевывает и вытирает рот тыльной стороной руки, но уже слишком поздно. Его подбородок, губы, зубы и язык полностью красные, красные, красные. – Не смешно, Паутинка! Мой рот был открыт и все! – Он срывает перчатку и скребет язык, но он добивается только того, что краска попадает под ногти, и он оказывается в дурацком положении. – Фу! Отвратительный привкус!
Он осторожно опускается на землю, радостно хихикая, счастливый, что оказался вне зоны действия взрыва. Он не хотел бы испортить себе удовольствие от страданий Уэйда из-за часов, которые потребовались бы, чтобы пошить совершенно новый костюм, что омрачало бы ситуацию. Эта краска не отмывается. Она предназначена для окрашивания кожи и одежды, чтобы помочь в ловле воров.
- Может быть, тако поможет тебе избавиться от этого привкуса, - говорит он сквозь смех.
- Покупаешь ты, - говорит ему Уэйд, надув губы.
Он закатывает глаза. Больше не имеет значения, кто покупает. Они уже живут вместе и делят практически все свои расходы. Черт возьми, у них один и тот же тарифный план. Если он покупает на этот раз, то Уэйд с лихвой компенсирует это чем-нибудь другим.
- Конечно, Пул. Я угощаю, но на этот раз никакой поездки на спине паука. Я не хочу, чтобы что-нибудь из этого попало на мой костюм.
- Ты собираешься заставить меня так ходить на публике?! Я не выглядел так убого с тех пор, как Ящер оторвал мне обе руки.
- Доктор Коннорс извинился за это. Кроме того, не ты ли на прошлой неделе ходил в продуктовый магазин в платье Hello Kitty?
Уэйд хватает ртом воздух, оскорблено прижимая руку к груди:
- Я выгляжу мило в этом платье! – Он поворачивается к потенциальным грабителям банка и драматично жестикулирует. – Скажите ему, что я в нем мило выгляжу!
- Э-э-э…
- Не обращайте на него внимания, - говорит Питер. – Я не говорил, что ты в нем не выглядишь мило.
- Ты подразумевал это! Да, я знаю, что красные армейские ботинки были плохим выбором, но на наших черных все еще была кровь… Мы собирались в продуктовый магазин! А это биологическая угроза! … Я не мягкотелый. Возьмите свои слова обратно!
- Белый, Желтый, это мое время с Уэйдом, - говорит он, приближаясь настолько близко, насколько осмеливается. Он очень не хочет, чтобы краска попала на его костюм. Багряный – цвет Соколиного глаза. – Вы, парни, можете пообщаться с ним позже.
Уэйд смотрит на него так, как всегда, когда ему удается заткнуть Белого и Желтого – что-то вроде благоговения и облегчения, смешивающихся в одном из его любимых выражений лица. Конечно, он видит только половину лица Уэйда, но он достаточно насмотрелся на это выражение, чтобы представить себе остальное.
- Ты немного мягкий, - продолжает он, - но я думаю, что это хорошо. – Пошли, я слышу сирены.
- Ага, ладно. Но нам следует добавить к нашим чуррос побольше шоколадного соуса, чтобы компенсировать падение моей уличной репутации.
- Я совсем не обещал чуррос, - говорит он, выходя за дверь. – Если ты хочешь чуррос, тебе придется заплатить.
Уэйд громко жалуется и бежит за ним.
Вернувшись в квартиру, он бросает пакет с едой на журнальный столик.
- Ничего не трогай, - приказывает он. – Иди в душ.
- А что насчет Би и Артура? – ноет Уэйд.
Он морщится, глядя на катаны на спине Уэйда. Как и все остальное на нем, кожаные рукоятки покрыты красными пятнами краски.
- Мы придумаем, что с ними делать после. Просто выброси этот костюм в мусор и постарайся оттереть со своей кожи как можно больше.
Уэйд ворчит что-то насчет холодных чимичанг, но послушно плетется по коридору в ванную.
Он закатывает глаза на его нытье и сдергивает маску, ныряя в свою комнату. Пока он выкарабкивается из костюма, включается душ, и голос Уэйда перекрывает шум воды. Он отбрасывает свой костюм в угол и в тусклом вечернем свете хватает с пола первую попавшуюся пару пижамных штанов и натягивает их, прежде чем прошлепать обратно на кухню, прикрывая зевок и подтягивая сползающие штаны. Должно быть, это пара Уэйда, если судить по тому, как они свободны на его бедрах.
Мышцы расслаблены, а веки тяжелые, он на ходу отключается после их драки с Доком Оком. Начать есть, чтобы унять свой метаболизм и восстановить энергию, заманчиво, но он знает, что Уэйду нравится есть вместе. Газировка немного взбодрит его, пока он ждет. И, может быть, чуррос. Уэйд не может стенать о том, о чем не знает.
Свет на кухне дважды мигает, прежде чем стабилизироваться, освещая маленькое темное помещение желтоватым светом. Когда-нибудь они переедут в квартиру с кухней получше. Ему это, конечно, не нужно, но Уэйду, вероятно, хотелось бы немного больше места на столешнице и раковину с нормальным напором воды. С другой стороны, переезд положил бы конец еженедельным «покерным ночам» Уэйда и Джейка, на которых они сплетничают о других жителях комплекса, потягивая горячие сладкие напитки и играя в «Уно». Он думает, что Уэйд предпочтет иметь убогую кухню, чем расстаться со своим другом.
Он подпирает бедром открытый холодильник и тянется за парой банок, но резко останавливается, когда яркие красные пятна на кончиках его пальцев резко бросаются в глаза под голой лампочкой внутри холодильника. Его первая мысль, что это кровь. Это случалось и раньше, когда он получал травмы, сам того не замечая, особенно во время напряженных схваток с опытными злодеями вроде Дока Ока.
Но это не кровь. Это краска.
Как…
Неужели он все-таки испачкал свой костюм краской? Достаточно, чтобы пропитать перчатки и попасть на пальцы? Как? Он был так осторожен!
Он хватает банки с содовой и рассеянно ставит их на стол, разглядывая свои пальцы. Он не прикасался к Уэйду, он уверен в этом. У них довольно тактильные отношения, но он держал дистанцию. Он серьезно относится к тому, что касается костюма. Начинать с нуля костюм – это огромная боль, и он не хочет делать это из-за такой глупости, как красящая пачка денег.
Она засохла у него под ногтями, въелась в подушечки пальцев. На его глазах часть тускнеет и исчезает. А? Он включает свет над раковиной и внимательно наблюдает. И в самом деле, насыщенные частицы исчезают, оставляя лишь слабый красноватый оттенок на его коже, похожий на пятно от Kool-Aid*. Как будто его отмывают водой…
_____________________________________________________________________________
* сладкий фруктовый напиток (торговая марка компании Kraft Foods, представляет из себя сухую смесь типа Юпи, Инвайт, Зуко).
_____________________________________________________________________________
У него перехватывает дыхание.
Нет. Это невозможно. Уэйд говорил…
Он разворачивается и наклоняется, чтобы посмотреть на свое отражение в микроволновке, и охает, поднимая руку, чтобы потрогать подбородок и щеки. Он обнажает зубы и высовывает язык. Красное, красное, красное. Все красное.
О боже.
Смех вырывается из его горла. Это Уэйд. Конечно, это Уэйд. Он понял. Он понял. Как это мог быть кто-то другой, кроме Уэйда? Конечно, это Уэйд.
Душ выключается, и он стоит там, уставившись на свое отражение целых пять ударов сердца, прежде чем развернуться на пятках. Он не может ждать. Ни минуты больше. Ни секунды больше. Это Уэйд, и он здесь. Он был здесь много лет.
- Уэйд?
Конечно, это Уэйд.
Он не замечает, что дверь заперта, пока практически не отрывает раму от стены, но к этому момента она уже открыта.
Уэйд визжит, полотенце обмотано вокруг его талии, и он крутится, запутываясь ногами в невероятно пушистом коврике, который он привез из Японии несколько месяцев назад, утверждая, что они заслуживают такой роскоши. Нижняя половина его лица все еще в пятнах, точно совпадающими с красным узором, украшающим его щеки и челюсть.
Уэйд вздрагивает, когда видит его лицо.
- Чт… - Шок отражается на его лице, и он усиленно моргает. Затем его лицо морщится. – О, малыш, - говорит он, блуждая глазами по его подбородку и щекам. – Мне очень жаль. Черт. Ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем…
- Уэйд, - выдыхает он. Он отпускает сломанную дверную ручку и оставляет дверь криво свисать с петель. Смех срывается с его губ, неестественный и напряженный. – Уэйд, о чем, черт возьми, ты говоришь? Я… Это… Я не могу поверить, что это ты. То есть, конечно это ты. Я такой дурак, что не понял… Конечно, это ты.
Уэйд качает головой, отступая, пока не натыкается на раковину:
- Ты не понимаешь… Пити, ты заслуживаешь гораздо…
- Заткнись, идиот, - говорит он. Он подходит к нему, пока не чувствует, исходящий от него жар, впитывающийся в его обнаженную кожу. Он обхватывает лицо Уэйда, нежно и осторожно проводя пальцами по оспинам и шрамам, покрывающим его кожу. Есть ли кто-нибудь еще, кому Уэйд позволил бы вот так прикасаться к себе? Конечно, это он.
- Я всегда надеялся, что это ты, - шепчет он, его глаза горят, когда он борется со слезами. – Я хотел, чтобы это был ты.
Уэйд смотрит на него сверху вниз широко раскрытыми глазами с невероятной нежностью, скользя взглядом по пятнам, покрывающим его лицо.
- Я солгал, - внезапно признается Уэйд. – То есть, я позволил тебе предположить и никогда тебя не поправлял. Я не… У меня не должно быть второй половинки. Кто-то вроде меня не должен иметь…
- Заткнись, - говорит он, шмыгая носом. Он снова смеется и прижимается лбом к груди Уэйда, когда скатывается первая слезинка. Он крепко прижимается к нему, а Уэйд нерешительно обнимает его за плечи. – Я так рад, что это ты. Ты… Ты знал?
- Что это был ты? Нет. Я никогда бы не подумал, что Вселенная окажется настолько глупой, чтобы свести кого-то вроде тебя с кем-то вроде меня.
Питер шмыгает носом и сжимает его сильнее.
- Боже, Уэйд. Это… Я не знаю, что… Не исчезай, ладно? Я клянусь, что у меня нет стокгольмского синдрома. – Он хихикает.
Уэйд не отвечает.
Он не отвечает.
Что-то ледяное сковывает его сердце и сжимает.
Он отталкивается, и Уэйд врезается в раковину, отчего стаканчик с их зубными щетками со звоном падает на пол. Он пристально смотрит на Уэйда, который смотрит в ответ с каменным лицом, каким он редко бывает, стиснув челюсти и храня молчание. Всегда плохо, когда Уэйд затихает.
- Нет, - это все, что он может выдавить, слезы уже высыхают на его щеках. – Нет.
- Питер…
- Не называй меня так! – он толкает его, и Уэйд, податливый под его ладонями, отшатывается в зеркальный шкаф. Тот распахивается, и его содержимое высыпается на плечи Уэйда – зубная паста, дезодорант, крем для бритья, зубная нить. Вещи, которые не принадлежат только одному из них. Вещи, которые невозможно разделить. Их общие вещи.
- Я тебе не подхожу.
- Это чушь, Уэйд. Зачем же тогда мы были вместе все это время, если прямо сейчас ты собираешься собрать вещи и уйти от меня? - Слова вылетают из-под его зубов, как будто боятся, что их снова сдержат. – Ты мой лучший друг, и я люблю тебя. И я не имею в виду, как друга. Я влюблен в тебя. Уже много лет.
- Бред, - говорит Уэйд мягким голосом, похожим на щелчок пистолета, снимаемого с предохранителя. Он смотрит на него с этим дурацким настороженным выражением лица – испытывающе, нарочито, до ужаса отрешенно.
Он делает шаг вперед, пока они не оказываются грудь к груди, и свирепо смотрит на него снизу вверх:
- Единственная причина, по которой я до сих пор ничего не предпринял, это потому, что я думал, что у меня есть родственная душа, а у тебя ее нет. Я не хотел… быть неверным по отношению к ней или что-то в этом роде. Я не знаю. Я не хотел рисковать, начиная что-то с тобой, только для того, чтобы позже встретить свою вторую половинку и быть вынужденным выбирать.
Уэйд хранит молчание, пристально вглядываясь.
Он скрипит зубами и рявкает:
- Если бы между нами не было этого дерьма с родственными душами, затуманивающего воздух между нами, ты знаешь, сколько раз я бы уже поцеловал тебя?
Застывшая маска Уэйда сползает, когда он опускает взгляд на его губы, а затем снова поднимает на глаза, его сердце бьется быстрее, едва слышное для усиленных ушей Питера:
- Нет, - говорит он.
- Слишком много, чтобы сосчитать, - говорит он. – И сейчас - один из них. По крайней мере, так было. Теперь мне вроде как хочется тебя ударить.
- Я знаю, что так действую на людей, - говорит Уэйд, но его взгляд снова опускается к его губам, которые находятся всего в нескольких дюймах от его собственных, а затем снова возвращается к глазам. – Когда… Когда были остальные? Назови мне даты.
Упрямый. Упрямый идиот.
- Даты? – повторяет он. Он пересчитывает их по пальцам. – Почти каждый раз, когда мы ели на крыше за последние три года; когда ты впервые пошел со мной на воскресный ужин к тете Мэй, и я застукал тебя в моей комнате, когда ты просматривал мои старые полароидные снимки со старших классов; в тот раз, когда ты чуть не сжег квартиру дотла, потому что пытался приготовить фламбе; наша первая совместная ночевка, когда я проснулся, а ты был на кухне, готовя капкейки и…
- Это… Это не те даты, которые я имел в виду, - слабо говорит Уэйд.
Его разочарование нарастает. Уэйд ведет себя невыносимо.
- Да пошел ты, это все, что есть, - рявкает он, резко тыкая его в грудь. – Какое это вообще имеет значение? Ты мой лучший друг, Уэйд! Ты мой сосед по квартире. Мой настоящий партнер в борьбе с преступностью. Зачем… Ты настолько вплетен в каждый аспект моей жизни, что я даже не знаю, на что это было бы похоже, если бы тебя в ней не было. Раньше нас никогда не волновала чушь о родственных душах… зачем начинать сейчас? Не… Не делай этого. Пожалуйста. Я… - его голос срывается. – Если ты хочешь проигнорировать это, хорошо. Нам не нужно меняться. Я счастлив именно так, как мы есть, так что…
Уэйд целует его.
Он резко втягивает воздух, когда рот Уэйда, теплый, твердый и именно такой, о котором он так долго мечтал, прижимается к его губам. Положив руки по обе стороны его подбородка, он целует его в ответ, продвигаясь вперед, пока не наступает на носки обуви Уэйда, и они не прижимаются грудью друг к другу.
Уэйд отстраняется.
Он пытается потянуться за его теплом, но их губы разделяются, и когда он открывает глаза, Уэйд пристально смотрит на него сверху вниз, нижняя часть его лица покрыта красными пятнами, глаза широко раскрытые, они темные и ошеломленные.
- Ты серьезно, - шепчет он.
Он смотрит ему в глаза и говорит:
- Действительно серьезно, Уэйд.
- Я… Я не знаю. Это…
Он кладет руки на бедра Уэйда и говорит:
- Я влюблен в тебя. Скажи, что тоже в меня влюблен.
Уэйд смеется. В смятении и задыхаясь. С дикими глазами.
- Ты же знаешь, мне нравится, когда ты мной командуешь…
- Скажи это, Уэйд, - настаивает он. – Ты говоришь это уже много лет. Повтори еще раз.
- Пити, я… - он смотрит на него сверху вниз. – Я не хочу портить тебе жизнь.
- Ты не испортишь. Не сможешь. Нечего портить, помнишь? Здесь нет совершенства, завернутого в спандекс. У нас обоих есть свои проблемы. С тобой легче с ними справляться. Ты делаешь меня лучше, и я делаю то же самое для тебя, и ты это знаешь.
- Это все нереально.
- Реально! – восклицает он. – Что говорят Белый и Желтый?
- Желтый сейчас – это просто символы. Белый…
Он прищуривает глаза:
- Что говорит Белый, Уэйд?
- Что это лучшая галлюцинация, которая у нас когда-либо была, что твое лицо в любой момент может взорваться жуками, и что я, вероятно, никогда даже не встречал Человека-паука, и все это было наваждением, и…
- Пошел ты, Белый, - выплевывает он. Ему никогда так сильно не хотелось придушить бестелесную табличку, как сейчас. – Это реально, Уэйд. – Он проводит большими пальцами по его скулам. – Ты чувствуешь это? Реальность. Последние пять лет? Настоящие. – Он тянется рукой мимо него и открывает кран, затем проводит мокрой рукой по щеке Уэйда. – Реально. Это все реально. Ты здесь, и ты со мной, и мы настоящие.
- Я не знаю, Пит. Это… Это очень много. Что если… я не знаю.
- Что, если что?
- Я не знаю! – восклицает Уэйд. Он пытается отступить назад и снова врезается в раковину. – Я не знаю, что я не знаю! Я прижимаю к груди каждый эротический сон, который у меня когда-либо был, настаивая на том, что предмет сна реален, в то время как голос в моей голове говорит, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Белый, клянусь…
- Не Белый, - говорит Уэйд, хватая его за запястье, прежде чем он успевает сделать бог знает что поднятой рукой.
Он запинается:
- Желтый?
- Не Желтый.
Он пристально смотрит в глаза Уэйда, и что-то похожее на безнадежность подкатывает к его горлу и переполняет его грудь. Что ему делать? Как он может это исправить?
- Уэйд… - у него сдавливает грудь. Глаза горят. – Пожалуйста, не уходи. Хорошо? Мы… Мы разберемся. Мы что-нибудь придумаем, но, пожалуйста, пожалуйста, не уходи. Дай мне время. Обещаю, я разберусь с этим.
- Малыш, не плачь. Ты разбиваешь мне сердце.
- Как ты думаешь, что я чувствую! – взрывается он, но тут же сожалеет об этом. Он отступает назад, но Уэйд крепче сжимает его запястье. – Прости. Это не твоя вина. Прости.
- Эй, эй, иди сюда. Иди сюда.
Уэйд прижимает его к груди, и он руками обхватывает его за талию. Наверное, слишком сильно – как будто таким образом он сможет удержать его здесь. С собой. Но он не может не думать, не конец ли это. Неужели это последний раз, когда он может обнять его? Неужели, это последний раз, когда он позволяет ему гладить себя по волосам, вдыхать запах его геля для душа, слушать биение его сердца? Собирается ли Уэйд снова исчезнуть, только на этот раз навсегда?
Это нечестно. Нечестно! Он бы счастливо прожил остаток своей жизни, ничего не зная. Это было бы неидеально, но это было бы лучше, чем сейчас. Все было бы лучше, чем это. Оказаться так близко. Зная, что все это время это был Уэйд, только для того, чтобы позволить ему уйти. Это больнее любой раны.
Слезы текут все сильнее и быстрее, подстегиваемые мрачным поворотом его мыслей, но он отказывается говорить. Он уже умолял его остаться. Его карты на столе. Решать Уэйду, что с ними делать.
- Ты накручиваешь себя, да? – спрашивает Уэйд, внезапно отстраняясь и видя его лицо. Выражение его лица становится озабоченным. – Черт, Пити, дай мне надеть штаны, и тогда мы сможем продолжить это в гостиной.
Невольно он бросает взгляд на окно над унитазом.
- Я никуда не уйду, - говорит Уэйд, хватая его за подбородок и поворачивая к себе лицом. – Даже если ты галлюцинация, я не смогу оставить тебя в таком состоянии, малыш.
Он кивает, и хотя какая-то часть его не верит ему – часть, которая была оставлена его родителями, дядей Беном, Гвен, Гарри и Эм Джей – он выходит из ванной и подпирает сломанную дверь над разбитой рамой, прежде чем направиться в гостиную.
Он отключается от торопливого шороха, доносящегося из ванной, и движется на автопилоте. Он не может стоять и гадать, выйдет ли Уэйд когда-нибудь оттуда. Не может. Поэтому он надевает футболку (одну из Уэйдовых, потому что хрен с ним). Он наводит порядок. Он убирает мусор с журнального столика и книжной полки, затем берет с кухонного стола тепловатые банки с газировкой и ставит их рядом с давно остывшим пакетом с едой на вынос на журнальном столике. За неимением других занятий он в нескольких шагах от того, чтобы расставить на столе стаканы, вилки и тарелки, когда Уэйд с жутким скрипом отодвигает дверь ванной и протискивается в образовавшуюся щель.
Необъяснимо, его глаза снова наполняются слезами. Он остался. Он все еще здесь. Он не сбежал.
- Господи, Пит. Ты действительно грохнул эту штуку. – Он ставит дверь на место и поворачивается. Мириады выражений мелькают на его лице, когда его взгляд останавливается на нем. – Малыш, ты должен перестать смотреть на меня этими большими обиженными глазами Бэмби.
- Прости, - хрипло бормочет он, отводя глаза и быстро смахивая скатившуюся слезу. – Извини.
- Я не это имел в виду. Иди сюда, милый.
Он качает головой:
- Нет, нам нужно поесть. Я, ммм, принес тебе газировку. Наверное, она уже теплая. Хочешь льда? Я только… я принесу лед.
Он ныряет на кухню, не дожидаясь ответа. Трясущимися руками он берет стакан и бросает туда несколько кубиков льда, затем долго держит его в руках, просто дыша и собираясь с силами. Когда он чувствует себя достаточно собранным, чтобы вернуться в гостиную, он поворачивается и чуть не роняет стакан, Уэйд оказывается прямо здесь, менее чем в двух шагах от него.
- Черт! Не… Не делай так, - говорит он, суя стакан ему в руки.
Уэйд берет его и ставит на стойку.
- Мне не нравится видеть тебя таким, особенно понимая, что это моя вина.
- Это не твоя вина, - говорит он в плечо Уэйда, не в силах встретиться с ним взглядом. – Трудно верить в то, что в жизни случается что-то хорошее. Я понимаю. Если бы у меня были постоянные галлюцинации, я бы, наверное, сейчас тоже ничему в своей жизни не верил. Все это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Я хочу в это поверить, - говорит Уэйд. – Я думаю, то, что ты странно тихий и милый, на самом деле помогает.
Он поднимает взгляд:
- Правда? – Затем он прищуривает глаза. – Ты говоришь это только для того, чтобы я продолжал носиться с тобой.
- Возможно, - говорит Уэйд, и на его губах появляется подобие улыбки, прежде чем исчезает, и он становится серьезным. – Нет, это действительно так и есть. Мое подсознание такое бы не придумало. Это слишком нереалистично. ООС как говорят авторы фанфиков. Теперь… все кажется менее… вывернутым наизнанку. Минуту назад я действительно думал, что потерялся в происходящем.
- Это худшая новость, которую я когда-либо слышал.
- Почему?
- Это значит, что я должен продолжать оставаться милым. Это может убить меня.
Уэйд смеется своим раскатистым кудахтающим смехом, и что-то встает на место в его груди. Пока не все еще в порядке, но он больше не чувствует, что одно неверное движение – и он упадет за борт и утонет. Как будто ему вручили спасательный жилет. Он все еще может упасть, но, вероятно, выживет.
- Пит, - нежно говорит Уэйд, поглаживая мозолистым большим пальцем его щеку.
Он закрывает глаза:
- Не говори этого.
Уэйд не опускает руку:
- Почему нет? Ты же сказал.
- Скажи это, когда будешь уверен, что я реален.
- Ты так говоришь, как будто я когда-либо буду.
- Будешь. Ты можешь поставить на это.
- Это дерзкое пари, Паутинка. Очень смелое.
Он поднимает глаза и встречается взглядом с Уэйдом:
- Ты – самая надежная ставка, которую я когда-либо делал. – Он вздергивает подбородок. – А я делал много ставок.
Уэйд слегка смеется и убирает руку с его щеки, чтобы положить на его бедро, придвигаясь ближе:
- Ты – это нечто особенное.
Он наклоняет голову и качает ею:
- Нет, пока ты не убедишься, что я реален, Уэйд.
Уэйд сжимает его бедро, а затем отступает назад:
- Давай поедим. Думаю, мне нужно кое-что тебе объяснить.
Почувствовав себя увереннее с едой в животе, он устраивается на диване, подоткнув свои ноги под бедро Уэйда. Он не знает, готов ли он услышать объяснение того, почему за последние тридцать с лишним лет, что они были родственными душами, он ни разу не получил от него даже закорючку, и, возможно, это его единственный шанс, который у него есть, так что он не собирается его профукать.
- Я не знаю, насколько оправданным ты сочтешь все это, - предупреждает Уэйд. Он возится с салфеткой, упершись локтями в колени, снова и снова складывая ее и раскладывая. – Ты можешь ненавидеть меня так же сильно, как и всегда, после того, как услышишь это.
- Я никогда тебя не ненавидел.
- Я имею виду твою родственную душу.
- Ты моя родственная душа, и я никогда не ненавидел тебя. – Он хочет сказать ему, что уже простил его за все по той простой причине, что Уэйд – это Уэйд, но это может быть слишком, а он действительно хочет услышать его объяснение. Он может догадываться, каковы были его причины в последние годы, но какие они были до этого? И когда они были детьми?
- Хорошо, - говорит Уэйд, явно не убежденный. – Ну, как и большинство дерьмовых историй, эта начинается с дерьмовых родителей. Ты ведь знаешь, что я немного старше тебя, да?
- Восемь лет – это немного?
- Это только точка зрения, детка. Но… Я не знаю. Для восьмилетнего ребенка восемь лет – это целая жизнь, понимаешь? И я… Мои родители не были в восторге от этого. Когда к пяти годам у меня не возникло уз, они решили, что этого никогда не случится… Ты же знаешь, как некоторые люди относятся к несвязанным.
- Они третировали тебя, - тихо произносит он.
Уэйд пожимает плечами, а затем поднимает взгляд с кривой усмешкой:
- Отец избивал меня всякий раз, когда я оставался на месте достаточно долго, но я почти уверен, что это было из-за моего характера. Абсолютно не из-за отсутствующей связи.
Он не улыбается:
- Где сейчас твой отец?
- На глубине шести футов, и давным-давно съеден трудолюбивыми червями Ванкувера.
Недовольно хмыкнув, он откидывается на подлокотник и скрещивает руки на груди.
- Оу, Пити, ты хотел защитить мою честь? Это так мило!
Он бросает на него невозмутимый взгляд.
Уэйд комкает салфетку и бросает ее в пакет из-под еды на вынос, чистый и уверенный бросок, прежде чем повернуться лицом к Питеру, скрестив ноги, и подтянуть ноги Питера к себе на колени.
- Таков был старый добрый папаша. Мама пошла скорее по психологическому пути, говоря мне, какой я никчемный, и что причина, по которой у меня не появилась вторая половинка, заключается в том, что никто не захотел бы оставаться со мной на всю жизнь. Я никогда не думал, что приму это близко к сердцу, потому что они с отцом были родственными душами, но они ужасно относились друг к другу, и кто захочет связать себя с кем-то подобным на всю жизнь, понимаешь?
- Где твоя мама? – небрежно спрашивает он.
Уэйд смеется и щекочет его за ступню.
- Прекрати!
- Ты такой милый. Не знаю, плевать. Я убрался от нее к чертовой матери в тот день, когда мне исполнилось шестнадцать, и никогда не оглядывался назад.
Он снова хмыкает, и Уэйд улыбается.
- Обожаю, когда ты становишься таким напористым, Паутинка.
- Заткнись и расскажи остальную часть истории.
- Казалось бы, после всех этих лет твои требования станут менее противоречивыми, но…
- Уэйд.
- Хорошо, командир. Связь проявилась, и я подумал, что умираю. Была середина переменки, и я просто рухнул. Так что спасибо за это.
- Не за что. Я так понимаю, ты не был в восторге.
Уэйд фыркает:
- Мне потребовались месяцы, чтобы понять, что это за ощущение у меня в груди, а когда понял, то был в ужасе. Мне было восемь, практически взрослый мужчина, а я был привязан к младенцу. Я думал, что мои родители были правы. Я никому не мог быть нужен, поэтому меня свели с каким-то ребенком неудачником.
- Значит, ты всегда был идиотом.
- Если бы я знал тогда, каким милым ребенком-неудачником окажется моя родственная душа! – Он хихикает. – Забавно, сколько времени мне потребовалось, чтобы понять, что дети взрослеют.
- Так ты просто решил даже не пытаться? – спрашивает он. – А что было, когда ты стал старше?
- Я как раз к этому подхожу! Расслабься. Каракули появились, когда мне было десять, поэтому я стал постоянно носить толстовки. У всех остальных были настоящие рисунки и записки от их родственных душ, а у меня все руки были испещрены дурацкими детскими каракулями. Без обид, милый, но вундеркиндом ты не был. По крайней мере, не в художественной сфере.
- Увы мне, - сухо говорит он. – Но что насчет того, когда…
- Боже, ты неумолим! Просто заткнись и слушай!
- Тогда рассказывай быстрее! Я поседею, пока ты закончишь!
- Ох, милый, ты уже седеешь.
Его руки взлетают к волосам, прикрывая серебристые пряди, которые стали пробиваться над его ушами. Он не думал, что они настолько заметны.
Уэйд смеется и слегка ударяет по его пальцу:
- Ты оглянуться не успеешь, как станешь чернобуркой.
- Уэйд, продолжай.
Тот корчит гримасу:
- Хорошо. Все было отлично, пока прямо посреди обеда у меня на лице не появились каракули. Мне было 12, а дети в этом возрасте чертовски злые. Они смеялись до упаду, а самые злые обзывали меня по всякому. Вначале я даже не все понял, но потом ознакомился. – Он загибает на пальцах, перечисляя. – Педофил, совратитель малолеток, маньяк – все виды самого ужасного. Каракули исчезли к тому времени, как я выбежал оттуда, но… - Он пожимает плечами. – Было слишком поздно. У детей долгая память. Черт, я ненавидел свою вторую половинку за это.
- Я… мне кажется, я это помню, - говорит он. Он закрывает глаза, и смутное воспоминание мелькает у него под веками. Он был так расстроен… так зол… устал от того, что его игнорировало другое сердце, которое он чувствовал рядом со своим. Поэтому он решил сделать так, чтобы продолжать это делать было невозможно.
Он напрягает память, отчаянно нуждаясь в каждой мельчайшей детали, которую может извлечь из нее. Он забыл об этом, но теперь вспомнил. Он помнит теплую влагу мочалки, слишком грубой, когда ею водили по его коже, лицо матери всего в нескольких дюймах от его собственного – но ни черт ее лица, ни его выражения. Этот нюанс давным-давно утерян во времени. Она прижала его руку к тому теплому месту у него на груди и сказала ему, что она не знает, почему его вторая половинка не поговорила с ним, но это крайне невежливо писать или рисовать там, где это нелегко скрыть.
Ему не понравился ее выговор. Он протопал в свою комнату и разрыдался в подушку.
- Я был так зол. Я чувствовал тебя. Я не понимал, почему ты меня игнорируешь.
- Да, ну, я ненавидел тебя до глубины души, - говорит Уэйд. – После этого я всегда пользовался карандашом или цветными мелками, если чувствовал себя артистичным. Я отказывался предоставлять шанс тому, чтобы хотя бы капля чернил попала на мою кожу. С тех пор для меня не существовало второй половинки.
Питер закрывает глаза, тяжесть этих слов наваливается на него как свинцовое одеяло.
Уэйд сжимает его ногу:
- Не делай такое лицо. Мы были глупыми детьми. Что мы знали? Насколько я могу судить, тебе все равно было лучше без меня. Без разницы, потому что я пошел в армию, как только подрос, и убрался к чертовой матери из этого места. Но это оказалась…
Он запинается.
- Но это оказалась еще одна клетка. Я делал то, о чем всегда буду сожалеть, оправдываясь тем, что выполнял приказы. Я не мог… Я никогда не ожидал, что 10, 11, 12-летний ребенок поймет или примет это. Даже я не мог принять это. Я демобилизовался и занялся наемничеством, потому что, почему бы, черт возьми, и нет? Я уже был сломлен, а это то, в чем я хорош. Так что… Так что это то, чем я занялся.
- Тогда появилась Ванесса? – спрашивает Питер.
Уэйд улыбается, но получается грустно:
- Ага. Она понимала меня, знаешь? Мне не нужно было притворяться ради нее. Она просто… приняла меня. Несмотря на то, что я натворил. Несмотря на то, что я продолжал делать. Она приняла то безумие, которое я обрушил на нее, и развернула его обратно на меня. Она была… Она не была моей родственной душой, но как кто-то мог быть лучше? Как мог какой-то юный 18-летка понять меня лучше, чем она? В любом случае, на тот момент я уже махнул рукой на всю эту историю с родственными душами, поэтому я подумал, почему бы, черт возьми, мне не жениться на ней, понимаешь?
- Понимаю, - говорит он. Остальное он может додумать сам. После Ванессы случился рак. Или, как он предполагает, это была середина временного периода Ванессы. Затем Оружие Икс. Затем смерть Ванессы. Все это сделало его слишком уродливым, слишком сумасшедшим, слишком надломленным. Вселенная, очевидно, совершила ошибку, связав его с кем-то, не говоря уже о каком-то ребенке-ботанике.
- И вот появляется Человек-паук, - мягко завершает Уэйд. Он качает головой. – Мне очень жаль, Пит. Ты никак не можешь быть моей родственной душой. Это… Ты Человек-паук. Ты – это ты, а я… Я просто Уэйд.
- Мне очень нравится просто Уэйд, - тихо произносит он. – И как бы то ни было, я думаю, что ты идеальная родственная душа. По крайней мере, для меня, - он прерывается, но Уэйд не отвечает и не поднимает головы, поэтому он спрашивает, - могу я кое-что попробовать?
Уэйд с любопытством поднимает глаза, и он воспринимает это как разрешение.
На кухне он роется в выдвижном ящике с хламом, пока не находит несмываемый маркер, затем возвращается на свое место на диване и открывает его. Он проводит кончиком по своей коже и зачаровано наблюдает, как то, что он рисует, практически мгновенно оживает на руке Уэйда. Получается неровно и деформировано, как результат его никудышных художественных навыков и неровной кожи Уэйда, но он испытывает от этого не меньший трепет. Несовершенный рисунок на несовершенном человеке – совершенство в его глазах.
Он закрывает маркер и вздергивает подбородок со всей упрямой решимостью, на которую только способен.
- Я не смою это, пока ты не поверишь мне, что это реально, - говорит он, пока Уэйд смотрит на свою руку широко раскрытыми от шока глазами. – А теперь иди напейся до чертиков у сестры Маргарет, и позволь Хорьку поржать над тобой за то, что у тебя на руке большой уродливый член.
Он делает движение, чтобы встать, но Уэйд бросается вперед и крепко сжимает его предплечье, вставая коленями на центральную подушку:
- Пит, я влюблен в тебя.
Он дергается назад, но Уэйд не отпускает его:
- Ты не должен так говорить, пока…
- Ты реальный, - говорит Уэйд с лихорадочным блеском в глазах. – Это реально, и я влюблен в тебя.
- Чт… Ты просто хочешь, чтобы я вымыл руку.
- Малыш, я не хочу, чтобы ты вообще когда-либо мыл эту руку. Это реально, и я влюблен в тебя. Могу я поцеловать тебя сейчас?
- Я… Что? Это… Притормози. Что побудило тебя…
- Посмотри на это! – восклицает Уэйд, подсовывая испачканную чернилами руку ему под нос. – Посмотри на этот уродливый кусок дерьма!
- Уэйд, это просто кожа. Ты не…
- Не на меня. Посмотри на твой ужасный маленький член! Он так невероятно ужасен, что мое подсознание никак не могло это выдумать! Это реально, и я влюблен в тебя. Я могу поцеловать тебя сейчас или как?
Он таращится на него:
- Ты… Черт возьми, Уэйд, ты все портишь! – Он вырывает свою руку из хватки Уэйда и обвиняющее тычет ему пальцем в лицо. – Как так получилось, что мне пришлось ждать больше тридцати лет, чтобы по-настоящему встретить свою вторую половинку, и получить худшую романтику на свете.
- Но это ты нарисовал на мне член!
- Я… Ты это заслужил!
- Мы отклонились от темы. Это значит «да»?
- Да, это значит «да», ты тупой ублюд…
Он прерывается, задыхаясь, когда Уэйд дергает его вперед за футболку, и он чуть не падает ему на колени. Их губы встречаются, и Уэйд целует его почти с безумной энергией, обхватывая одной рукой его затылок, в то время, как другая проскальзывает под футболку, оставляя горячий след на спине, привлекая его ближе.
Он отстраняется, задыхаясь, кровь стучит в висках, голова кружится, и имя Уэйда на губах.
- Слишком? – спрашивает Уэйд, тяжело дыша.
- Нет. – Он стягивает рубашку через голову, и снова прижимает их губы друг к другу, находя пуговицу на джинсах Уэйда.
Уэйд отстраняется:
- Мы не слишком быстро движемся?
- Прошло пять лет, Уэйд. Снимай свои штаны.
- Ммм, обожаю, когда ты мной командуешь, Паутинка.
Солнце светит слишком ярко, отражаясь от полированного гранита и вызывая жжение у него в глазах. Холодный порыв ветра заставляет проноситься мимо шквал сухих листьев, и Эм Джей теснее прижимается к его боку, в то время как с другой ее стороны их руки сплетены вместе, Гарри проделывает то же самое со своей стороны.
Это был первый раз за двенадцать лет, когда они вчетвером были вместе, и это совсем по-другому, и его сердце ощущается как камень в груди, тяжелое и громоздкое, но в то же время кажется, что это исцеление. Такое ощущение, что заложен новый фундамент, заменивший старую потрескавшуюся и крошащуюся плиту на свежий безупречный сланец. Он прочный, ровный и готов ко всему, что на нем построят.
У него пересохло в горле, но он не плакал. Им нужно было наверстать упущенное за десятилетие, и они все обязаны ввести Гвен в курс дела, не упуская деталей. Пальцы его рук и ног онемели от холода, но он чувствует себя чистым.
- Мы скучаем по тебе Гвенди, - говорит Эм Джей за всех. Это не прощание. Это обещание скорой встречи.
Гарри наклоняется и поправляет букет, прежде чем снова вцепиться в руку Эм Джей, а затем, как единое целое, они поворачиваются и направляются к воротам. Он оглядывается на ее надгробие, испещренное пятнами солнечного света, и тени листьев машут им на прощание.
- Итак, обед, - говорит Эм Джей, и дрожь в ее голосе почти незаметна. – Уэйд готовит свое тушеное мясо, да? С картошкой?
- Ага, если только ничего…
Его прерывает знакомый голос, поющий вдалеке, но быстро приближающийся вместе со странным ритмичным постукиванием.
- Человек-паук! Человек-паук! Делает… э-э, все, что может Человек-паук. Он близко? Надеюсь рядом! Мне бы не помешала помощь этого парня-паука! Смотрите по сторонааам! Дайте мне знать, если увидите Человееека-паукааа!
- По-моему, это твой выход, - говорит Гарри, хихикая.
Из промежутка между двумя зданиями появляется Дэдпул, мчащийся изо всех сил, а за ним по пятам следует… гигантское колесо?
- Что за черт…
Дэдпул делает финт влево, потом поворачивает направо, направляясь к кладбищу. Прямо к ним. Колесо поворачивается, не обманутое уловкой, очевидно следуя за Дэдпулом, и царапает здание, поднимая облако пыли и кирпича, осыпающееся на тротуар и на улицу. Машины жмут на клаксоны и уворачиваются, едва не сталкиваясь, отчаянно избегая колеса.
- Иди, - говорит Эм Джей, высвобождая свою руку из его. – Встретимся у тебя дома.
- Не ждите, что мы будем ждать, чтобы поесть, - предупреждает Гарри.
- Мы быстро! – отзывается он, уже снимая рюкзак и бросаясь в ближайший темный угол. – Держитесь подальше от улицы!
- Мы будем в безопасности! – кричит Эм Джей ему вслед.
Обычно он отчитал бы ее за уклонение от такого простого указания, но Гарри проследит, чтобы она не делала ничего слишком рискованного. Если он сможет удержать это большое дурацкое колесо на дороге, они смогут выбраться в безопасное место. К счастью, он достаточно часто становился жертвой удачи Паркера, чтобы знать, что нужно надевать костюм под одежду всякий раз, когда у него происходит что-то важное, поэтому ему требуется всего несколько секунд, чтобы снять гражданскую одежду, прикрепить паутиной рюкзак к основанию высокого хорошо затененного склепа и надеть маску, после чего он удаляется – стремительно направляясь на паутине туда, где бежит и поет Дэдпул. Его голос стал звучать немного прерывисто.
- Без бэт-сигнала*? – кричит он, запрыгивая на уличный фонарь и выстреливая паутиной, прежде чем перенестись на другую сторону улицы, чтобы проделать то же самое – туда-сюда, туда-сюда, плетя паутину так быстро, как только может.
_____________________________________________________________________________
* светящийся прожектор с нарисованной летучей мышью на его стекле, луч света которого видно над Готэмом. Сигнал использовался, чтобы призвать Бэтмена на защиту города.
_____________________________________________________________________________
- Вот и ты, - выдыхает Уэйд. – Выдернешь меня?
Он подчиняется, прикрепляя пару нитей паутины к плечу и к противоположному бедру Уэйда, и дергая его вверх, убирая с пути колеса.
- Никакого вызова по горячей линии Суперкрошек*? Это все, что я получаю?
_____________________________________________________________________________
* «Суперкрошки» (англ. The Powerpuff Girls, в одном из дубляжей «Крутые девчонки») — американский мультсериал, в основе сюжетной линии которого три девочки детсадовского возраста Цветик, Пузырёк и Пестик, обладающие суперспособностями, которые они используют для борьбы с преступностью в городе Таунсвилль. Горячая линяя (англ. Hotline) - игрушечный телефон Суперкрошек. Его использует также Мэр для того, чтобы вызвать Суперкрошек, когда Таунсвилль в опасности.
_____________________________________________________________________________
- Сокращение бюджета, - тяжело дыша говорит Уэйд, положив руки на колени. – Ты же знаешь, как это бывает.
- Неблагодарная работа.
Колесо врезается в его паутину, выламывая пару уличных фонарей, когда его движение резко прекращается, но паутина держится. Он быстро выстреливает еще несколько, чтобы убедиться, что оно остается на месте.
- Я поблагодарю тебя позже, если это то, чего ты хочешь, малыш, - говорит Уэйд, и маска шевелится, когда он двигает потенциальными бровями.
- Ловлю тебя на слове.
- Надеюсь, ты словишь меня не только на этом, - говорит он, многозначительно оглядывая его тело с головы до ног.
- Не забывай, что Гарри и Эм Джей идут к нам на…
- Мое тушеное мясо! – восклицает Уэйд, резко выпрямляясь.
- Все будет хорошо. Оно в мультиварке, да?
- Оно пересушится, если я не полью его жиром!
- Я уверен, что все будет х…
- Не начинай. Не притворяйся, что ты что-нибудь смыслишь в кулинарии. Я до сих пор не могу убрать обуглившиеся остатки с противня после того, как ты им пользовался в последний раз.
- Произошла чрезвычайная ситуация!
- Купи-одну-получи-вторую-пиццу-бесплатно в Joe’s – не считается чрезвычайной ситуацией!
- Ты ничего не знаешь. Ладно, как скажешь. Иди, сбрызгивай свое мясо мясным соком – я завершу тут. И вообще, что тут случилось?
- Без понятия. Выскочил чувак и стал кричать что-то про ожидание в пробке или что-то в этом роде? Я не знаю. Хотя усы у него великолепные. Я мог бы смотреть на них весь день. Клянусь, они посрамят усы Джеймсона.
- Невозможно.
- Это правда! Подожди, пока не увидишь их! Но, может быть, не стоит сравнивать их с шерстистым мамонтом, потому что тогда он погонится за тобой на своем большом колесе.
Он фыркает:
- Принял к сведению.
Уэйд готовит свое устройство для спуска на канате и добавляет:
- И захвати выпивку по дороге домой. Все, что у нас есть, это скисшее молоко и вода из-под крана.
- Почему… если оно скисло, почему оно все еще у нас?
- Потому что я хотел посмотреть, заметишь ли ты. Ты съел целую миску хлопьев с каменным лицом. Совершенно не в адеквате. Это было невероятно, но теперь я должен Хорьку десять баксов из-за тебя.
- И поэтому мой желудок весь день не в порядке? Какого черта, Уэйд!
- Упс! Нужно идти! Увидимся дома, золотко!
Уэйд спрыгивает с крыши, хихикая про себя, когда выпускает канат из своего устройства для спуска и соскальзывает на землю.
Он смотрит ему вслед с раздраженным вздохом. Жизнь с Уэйдом полна всего, но, по крайней мере, она никогда не бывает скучной.
- ЧЕЛОВЕК-ПАУК! Спускайся сюда и сразись со мной, как мужчина!
- Почему это всегда должно быть по-мужски? – бормочет он, проверяя свои веб-шутеры. – Почему никто никогда не хочет драться как паук? Почему всегда именно я должен приспосабливаться к ним, а? Хотя бы раз я хотел бы немного внимания. Я прошу не так уж много.
Он вздыхает и подходит к краю крыши.
- Давай сделаем это по-быстрому, приятель, - говорит он, спрыгивая с уступа и выпуская паутину, чтобы замедлить свой спуск. – У меня есть планы на ужин.
О черт. Уэйд был прав. Эти усы феноменальны.
- Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что твои усы могли бы находиться в музее? – спрашивает он. – Прямо между саблезубыми тиграми и ленивцами.
Невразумительный крик ярости Большого Колеса по телевизору приносит практически такое же удовлетворение, как и в реальной жизни.
- Обожаю смотреть, как ты работаешь, детка, - говорит Уэйд ему на ухо, все внимание приковано к Человеку-пауку в новостях, который быстро и эффективно за считанные секунды оплетает паутиной Большое Колесо.
Он сидит на полу между ног Уэйда, прислонившись спиной к его груди, а Уэйд опирается подбородком на его плечо. Они должны были поставить фильм, чтобы закончить вечер, но Уэйд получил сообщение от Эм Джей с просьбой включить новости. Интересно, что съемка, похоже, шла с места в непосредственной близости от кладбища, где он оставил Гарри и Эм Джей, прежде чем присоединиться к сражению. Очень любопытно.
- Теперь мы можем посмотреть фильм?
- Только если это «Да, нет, наверное»*.
_____________________________________________________________________________
* (англ. Definitely, Maybe) — американская романтическая комедия 2008 года с Райаном Рейнольдсом.
_____________________________________________________________________________
Он стонет:
- Больше никаких ромкомов. Это все, что ты хотел смотреть месяцами!
- У меня романтическое настроение! А как насчет «Предложения»*?
_____________________________________________________________________________
* (англ. The Proposal) — американская романтическая комедия 2009 года с Райаном Рейнольдсом.
_____________________________________________________________________________
- У тебя нездоровая одержимость Райаном Рейнольдсом. Стоит ли мне ревновать?
- Люди все время говорят, что я выгляжу точь-в-точь как он!
- Нет, не говорят. Никто так не говорит.
Уэйд хватает ртом воздух:
- Сначала ты нарисовал это отвратительное животное на моей коже, а теперь оскорбляешь мою привлекательность. Как будто я тебя почти не знаю.
Питер опускает взгляд на свои руки. Его кожа, которая, как он думал, останется чистой и ничем не украшенной до конца жизни, теперь украшена множеством безобразно выполненных каракулей, и несколькими ругательствами, написанными яркими блестящими буквами всех цветов радуги.
- Ты говоришь о хорьке? – спрашивает он после задумчивой паузы.
- Так вот что это? Я думал, это крыса, которую переехал грузовик. Тебе действительно нужно поработать над своим…
- Это ты нарисовал, Уэйд.
- Я… Я нарисовал? Ты уверен?
- Ага, чтобы напомнить себе заехать к сестре Маргарет? И забрать пожертвование Хорька на праздничный банкет F.E.A.S.T. в следующем месяце? Ничего не всплывает в памяти?
- Вот дерьмо! – Уэйд резко выпрямляется. К счастью, они уже на полу, иначе Питер упал бы.
- Расслабься, я уже забрал, - ворчит он, для пущей убедительности пихая Уэйда локтем в живот.
- Оу, - Уэйд расслабляется, откинувшись на диван. – Ты забрал?
- Ну, да. Как бы я мог забыть, учитывая это прекрасное напоминание на моей руке всю последнюю неделю? Тебе нужно перестать использовать так много несмываемого маркера, чувак.
- Ты жаловался на гелевые ручки!
- Только потому, что блеск был повсюду! Он был у меня на губах, Уэйд! Люди замечали! Они думали, что я пробую новый образ!
- Ну, может быть, тебе следует быть более разборчивым в том, куда ты прикладываешь свои губы, Пити. На моем лице нет блеска, так где же сбились с пути твои губы, а?
- Если ты действительно хочешь, чтобы я прекратил…
- Забудь! Просто шучу, это шутка.
Он откидывается ему на грудь с легким ворчанием: «Я так и думал», - и целует внутреннюю сторону запястья Уэйда, где аккуратно крупным почерком Уэйда выведено «Уэйд». Надпись дополняет, написанное как курица лапой, «Питер» на другом запястье. Они упустили множество обычных для родственных душ вещей, таких как обмен именами с помощью чернил на коже, но это не значит, что они не могут наверстать упущенное сейчас.
- У тебя есть ручка? – спрашивает он.
Уэйд вытаскивает одну из-под диванной подушки и молча передает ему.
Она блестящая и розовая.
Он качает головой, но снимает колпачок и в центре плоского бесформенного тела хорька пишет дату.
- А это еще зачем? – спрашивает Уэйд.
- Наша цель – сделать эти штуковины несмываемыми. – Он проводит большим пальцем по имени Уэйда на своем запястье. – Я подумал, что мы могли бы посвятить этому весь день. Может быть, заценим ту новую уличную еду на 38-ой? Посмотрим из-за чего такой шум, прежде чем отправимся в тату-салон.
- Ооо, я слышал, что те фалафели* сногсшибательны. Можем ли мы также заглянуть в тот новый бутик неподалеку? Допиндер слышал, что у них есть мужские ботинки на каблуках. Симпатичные.
_____________________________________________________________________________
* Фала́фель — блюдо, представляющее собой жаренные во фритюре шарики из измельчённых бобовых, приправленные пряностями.
_____________________________________________________________________________
Питер закрывает ручку колпачком, целует Уэйда в щеку и говорит:
- Это свидание.
- Бетти! Я не знал, что ты вышла замуж за Неда.
- О да, ну, я не хотела испортить свою аллитерацию, взяв его фамилию, понимаешь? – Она смеется.
Ее аллитера…
Он втягивает воздух и поворачивается, чтобы встретиться взглядом с широко раскрытыми глазами Уэйда.
- Чур, не я! – кричат они одновременно, а затем, - я сказал это первым!
- Черт возьми, Уэйд! Разве ты не можешь просто…
- У меня есть все три имени! У тебя всего два! Будет справедливо, если я…
- Но я последний Паркер! Если я сменю имя, то фу! Все! Никаких больше Паркеров!
- Да, ну, а я последний Уилсон!
- Но ведь ты даже не любил свою семью!
- Ох, Питер, - пораженно произносит Бетти. – Это было немного…
- Нет, нет, - говорит Уэйд. – Это справедливое замечание. – Он торжественно поворачивается к Питеру. – Ты же знаешь, что нужно делать?
- Я готов, как только скажешь.
Они готовят свои кулаки.
- Как бы все не закончилось, - говорит Уэйд, - я все равно буду любить тебя.
- Давай просто покончим с этим.
- Все, что захочешь, малыш.
Они долго меряются взглядами, а затем в унисон приходят в движение:
- Камень, ножницы, бумага!
- Да ладно!
- ХА! Я выиграл!
- Вы, мелкие засранцы, думали, что вы такие ловкие, - глумится Уэйд над желающими стать грабителями банков, обмахиваясь пачкой банкнот и неторопливо прохаживаясь перед тем местом, где те прилеплены к стене паутиной аккуратной однородной линией от самого маленького до самого крупного.
А что? Ему не положено веселиться? Возможно, испытывать гордость за совершенство это не то, что в понимании большинства людей можно назвать хорошим времяпрепровождением, но подайте на него в суд, это приносит ему чувство удовлетворения.
(Пожалуйста, пожалуйста, не подавайте на него в суд. Они с Уэйдом никак не могут позволить себе судебные издержки. Кто бы мог подумать, что честную работу наемника так трудно будет найти? А миссии Щ.И.Т.а в лучшем случае эпизодически с тех пор, как те выяснили, что Уэйд не так уж хорошо выполняет указания и придерживается поставленной задачи. Похоже, именно неподчинение было единственной причиной, по которой его уволили из армии).
- Вы думали, что сможете пробраться сюда и разграбить это место, пока все будут отвлечены последней выходкой Дока Ока? Как не стыдно. – Розовый кончик его языка едва виден между зубами, когда он прищелкивает им в притворном разочаровании. Нижняя часть его маски была порвана в вышеупомянутой схватке с Доком Оком, которую они, конечно же, выиграли и в миллионный раз тут же отправили его обратно в Рафт*, прежде чем по дороге домой наткнуться на эту небольшую попытку ограбления.
_____________________________________________________________________________
* Рафт (англ. Raft) - подводная тюрьма, созданная для индивидов, обладающих суперсилами.
_____________________________________________________________________________
Это все к тому, что с того места, где он сидит и ждет сигнальных сирен, которые сообщат им, что они могут спокойно продолжать свой путь, он обращает внимание больше на улыбку Уэйда, чем на что-либо еще, когда тот слишком далеко пролистывает стопку купюр, и спрятанный внутри пакетик с краской взрывается ему прямо в лицо.
В одно мгновение Уэйда окутывает впечатляющее алое облако, которое полностью скрывает его из виду.
- Ты идиот! – смеется он над ним, пока оно медленно рассеивается.
Снова видимый, Уэйд стоит, подбоченившись, и смотрит на себя сверху вниз. Его костюм, оружие и открытая часть лица – все это окрашено в сверкающий, яркий красный цвет.
Он сгибается пополам и смеется так сильно, что чуть не падает с потолка.
- Т-ты выглядишь как С-С-Сорвиголова!
- Гадость! – Уэйд сплевывает и вытирает рот тыльной стороной руки, но уже слишком поздно. Его подбородок, губы, зубы и язык полностью красные, красные, красные. – Не смешно, Паутинка! Мой рот был открыт и все! – Он срывает перчатку и скребет язык, но он добивается только того, что краска попадает под ногти, и он оказывается в дурацком положении. – Фу! Отвратительный привкус!
Он осторожно опускается на землю, радостно хихикая, счастливый, что оказался вне зоны действия взрыва. Он не хотел бы испортить себе удовольствие от страданий Уэйда из-за часов, которые потребовались бы, чтобы пошить совершенно новый костюм, что омрачало бы ситуацию. Эта краска не отмывается. Она предназначена для окрашивания кожи и одежды, чтобы помочь в ловле воров.
- Может быть, тако поможет тебе избавиться от этого привкуса, - говорит он сквозь смех.
- Покупаешь ты, - говорит ему Уэйд, надув губы.
Он закатывает глаза. Больше не имеет значения, кто покупает. Они уже живут вместе и делят практически все свои расходы. Черт возьми, у них один и тот же тарифный план. Если он покупает на этот раз, то Уэйд с лихвой компенсирует это чем-нибудь другим.
- Конечно, Пул. Я угощаю, но на этот раз никакой поездки на спине паука. Я не хочу, чтобы что-нибудь из этого попало на мой костюм.
- Ты собираешься заставить меня так ходить на публике?! Я не выглядел так убого с тех пор, как Ящер оторвал мне обе руки.
- Доктор Коннорс извинился за это. Кроме того, не ты ли на прошлой неделе ходил в продуктовый магазин в платье Hello Kitty?
Уэйд хватает ртом воздух, оскорблено прижимая руку к груди:
- Я выгляжу мило в этом платье! – Он поворачивается к потенциальным грабителям банка и драматично жестикулирует. – Скажите ему, что я в нем мило выгляжу!
- Э-э-э…
- Не обращайте на него внимания, - говорит Питер. – Я не говорил, что ты в нем не выглядишь мило.
- Ты подразумевал это! Да, я знаю, что красные армейские ботинки были плохим выбором, но на наших черных все еще была кровь… Мы собирались в продуктовый магазин! А это биологическая угроза! … Я не мягкотелый. Возьмите свои слова обратно!
- Белый, Желтый, это мое время с Уэйдом, - говорит он, приближаясь настолько близко, насколько осмеливается. Он очень не хочет, чтобы краска попала на его костюм. Багряный – цвет Соколиного глаза. – Вы, парни, можете пообщаться с ним позже.
Уэйд смотрит на него так, как всегда, когда ему удается заткнуть Белого и Желтого – что-то вроде благоговения и облегчения, смешивающихся в одном из его любимых выражений лица. Конечно, он видит только половину лица Уэйда, но он достаточно насмотрелся на это выражение, чтобы представить себе остальное.
- Ты немного мягкий, - продолжает он, - но я думаю, что это хорошо. – Пошли, я слышу сирены.
- Ага, ладно. Но нам следует добавить к нашим чуррос побольше шоколадного соуса, чтобы компенсировать падение моей уличной репутации.
- Я совсем не обещал чуррос, - говорит он, выходя за дверь. – Если ты хочешь чуррос, тебе придется заплатить.
Уэйд громко жалуется и бежит за ним.
***
Вернувшись в квартиру, он бросает пакет с едой на журнальный столик.
- Ничего не трогай, - приказывает он. – Иди в душ.
- А что насчет Би и Артура? – ноет Уэйд.
Он морщится, глядя на катаны на спине Уэйда. Как и все остальное на нем, кожаные рукоятки покрыты красными пятнами краски.
- Мы придумаем, что с ними делать после. Просто выброси этот костюм в мусор и постарайся оттереть со своей кожи как можно больше.
Уэйд ворчит что-то насчет холодных чимичанг, но послушно плетется по коридору в ванную.
Он закатывает глаза на его нытье и сдергивает маску, ныряя в свою комнату. Пока он выкарабкивается из костюма, включается душ, и голос Уэйда перекрывает шум воды. Он отбрасывает свой костюм в угол и в тусклом вечернем свете хватает с пола первую попавшуюся пару пижамных штанов и натягивает их, прежде чем прошлепать обратно на кухню, прикрывая зевок и подтягивая сползающие штаны. Должно быть, это пара Уэйда, если судить по тому, как они свободны на его бедрах.
Мышцы расслаблены, а веки тяжелые, он на ходу отключается после их драки с Доком Оком. Начать есть, чтобы унять свой метаболизм и восстановить энергию, заманчиво, но он знает, что Уэйду нравится есть вместе. Газировка немного взбодрит его, пока он ждет. И, может быть, чуррос. Уэйд не может стенать о том, о чем не знает.
Свет на кухне дважды мигает, прежде чем стабилизироваться, освещая маленькое темное помещение желтоватым светом. Когда-нибудь они переедут в квартиру с кухней получше. Ему это, конечно, не нужно, но Уэйду, вероятно, хотелось бы немного больше места на столешнице и раковину с нормальным напором воды. С другой стороны, переезд положил бы конец еженедельным «покерным ночам» Уэйда и Джейка, на которых они сплетничают о других жителях комплекса, потягивая горячие сладкие напитки и играя в «Уно». Он думает, что Уэйд предпочтет иметь убогую кухню, чем расстаться со своим другом.
Он подпирает бедром открытый холодильник и тянется за парой банок, но резко останавливается, когда яркие красные пятна на кончиках его пальцев резко бросаются в глаза под голой лампочкой внутри холодильника. Его первая мысль, что это кровь. Это случалось и раньше, когда он получал травмы, сам того не замечая, особенно во время напряженных схваток с опытными злодеями вроде Дока Ока.
Но это не кровь. Это краска.
Как…
Неужели он все-таки испачкал свой костюм краской? Достаточно, чтобы пропитать перчатки и попасть на пальцы? Как? Он был так осторожен!
Он хватает банки с содовой и рассеянно ставит их на стол, разглядывая свои пальцы. Он не прикасался к Уэйду, он уверен в этом. У них довольно тактильные отношения, но он держал дистанцию. Он серьезно относится к тому, что касается костюма. Начинать с нуля костюм – это огромная боль, и он не хочет делать это из-за такой глупости, как красящая пачка денег.
Она засохла у него под ногтями, въелась в подушечки пальцев. На его глазах часть тускнеет и исчезает. А? Он включает свет над раковиной и внимательно наблюдает. И в самом деле, насыщенные частицы исчезают, оставляя лишь слабый красноватый оттенок на его коже, похожий на пятно от Kool-Aid*. Как будто его отмывают водой…
_____________________________________________________________________________
* сладкий фруктовый напиток (торговая марка компании Kraft Foods, представляет из себя сухую смесь типа Юпи, Инвайт, Зуко).
_____________________________________________________________________________
У него перехватывает дыхание.
Нет. Это невозможно. Уэйд говорил…
Он разворачивается и наклоняется, чтобы посмотреть на свое отражение в микроволновке, и охает, поднимая руку, чтобы потрогать подбородок и щеки. Он обнажает зубы и высовывает язык. Красное, красное, красное. Все красное.
О боже.
Смех вырывается из его горла. Это Уэйд. Конечно, это Уэйд. Он понял. Он понял. Как это мог быть кто-то другой, кроме Уэйда? Конечно, это Уэйд.
Душ выключается, и он стоит там, уставившись на свое отражение целых пять ударов сердца, прежде чем развернуться на пятках. Он не может ждать. Ни минуты больше. Ни секунды больше. Это Уэйд, и он здесь. Он был здесь много лет.
- Уэйд?
Конечно, это Уэйд.
Он не замечает, что дверь заперта, пока практически не отрывает раму от стены, но к этому момента она уже открыта.
Уэйд визжит, полотенце обмотано вокруг его талии, и он крутится, запутываясь ногами в невероятно пушистом коврике, который он привез из Японии несколько месяцев назад, утверждая, что они заслуживают такой роскоши. Нижняя половина его лица все еще в пятнах, точно совпадающими с красным узором, украшающим его щеки и челюсть.
Уэйд вздрагивает, когда видит его лицо.
- Чт… - Шок отражается на его лице, и он усиленно моргает. Затем его лицо морщится. – О, малыш, - говорит он, блуждая глазами по его подбородку и щекам. – Мне очень жаль. Черт. Ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем…
- Уэйд, - выдыхает он. Он отпускает сломанную дверную ручку и оставляет дверь криво свисать с петель. Смех срывается с его губ, неестественный и напряженный. – Уэйд, о чем, черт возьми, ты говоришь? Я… Это… Я не могу поверить, что это ты. То есть, конечно это ты. Я такой дурак, что не понял… Конечно, это ты.
Уэйд качает головой, отступая, пока не натыкается на раковину:
- Ты не понимаешь… Пити, ты заслуживаешь гораздо…
- Заткнись, идиот, - говорит он. Он подходит к нему, пока не чувствует, исходящий от него жар, впитывающийся в его обнаженную кожу. Он обхватывает лицо Уэйда, нежно и осторожно проводя пальцами по оспинам и шрамам, покрывающим его кожу. Есть ли кто-нибудь еще, кому Уэйд позволил бы вот так прикасаться к себе? Конечно, это он.
- Я всегда надеялся, что это ты, - шепчет он, его глаза горят, когда он борется со слезами. – Я хотел, чтобы это был ты.
Уэйд смотрит на него сверху вниз широко раскрытыми глазами с невероятной нежностью, скользя взглядом по пятнам, покрывающим его лицо.
- Я солгал, - внезапно признается Уэйд. – То есть, я позволил тебе предположить и никогда тебя не поправлял. Я не… У меня не должно быть второй половинки. Кто-то вроде меня не должен иметь…
- Заткнись, - говорит он, шмыгая носом. Он снова смеется и прижимается лбом к груди Уэйда, когда скатывается первая слезинка. Он крепко прижимается к нему, а Уэйд нерешительно обнимает его за плечи. – Я так рад, что это ты. Ты… Ты знал?
- Что это был ты? Нет. Я никогда бы не подумал, что Вселенная окажется настолько глупой, чтобы свести кого-то вроде тебя с кем-то вроде меня.
Питер шмыгает носом и сжимает его сильнее.
- Боже, Уэйд. Это… Я не знаю, что… Не исчезай, ладно? Я клянусь, что у меня нет стокгольмского синдрома. – Он хихикает.
Уэйд не отвечает.
Он не отвечает.
Что-то ледяное сковывает его сердце и сжимает.
Он отталкивается, и Уэйд врезается в раковину, отчего стаканчик с их зубными щетками со звоном падает на пол. Он пристально смотрит на Уэйда, который смотрит в ответ с каменным лицом, каким он редко бывает, стиснув челюсти и храня молчание. Всегда плохо, когда Уэйд затихает.
- Нет, - это все, что он может выдавить, слезы уже высыхают на его щеках. – Нет.
- Питер…
- Не называй меня так! – он толкает его, и Уэйд, податливый под его ладонями, отшатывается в зеркальный шкаф. Тот распахивается, и его содержимое высыпается на плечи Уэйда – зубная паста, дезодорант, крем для бритья, зубная нить. Вещи, которые не принадлежат только одному из них. Вещи, которые невозможно разделить. Их общие вещи.
- Я тебе не подхожу.
- Это чушь, Уэйд. Зачем же тогда мы были вместе все это время, если прямо сейчас ты собираешься собрать вещи и уйти от меня? - Слова вылетают из-под его зубов, как будто боятся, что их снова сдержат. – Ты мой лучший друг, и я люблю тебя. И я не имею в виду, как друга. Я влюблен в тебя. Уже много лет.
- Бред, - говорит Уэйд мягким голосом, похожим на щелчок пистолета, снимаемого с предохранителя. Он смотрит на него с этим дурацким настороженным выражением лица – испытывающе, нарочито, до ужаса отрешенно.
Он делает шаг вперед, пока они не оказываются грудь к груди, и свирепо смотрит на него снизу вверх:
- Единственная причина, по которой я до сих пор ничего не предпринял, это потому, что я думал, что у меня есть родственная душа, а у тебя ее нет. Я не хотел… быть неверным по отношению к ней или что-то в этом роде. Я не знаю. Я не хотел рисковать, начиная что-то с тобой, только для того, чтобы позже встретить свою вторую половинку и быть вынужденным выбирать.
Уэйд хранит молчание, пристально вглядываясь.
Он скрипит зубами и рявкает:
- Если бы между нами не было этого дерьма с родственными душами, затуманивающего воздух между нами, ты знаешь, сколько раз я бы уже поцеловал тебя?
Застывшая маска Уэйда сползает, когда он опускает взгляд на его губы, а затем снова поднимает на глаза, его сердце бьется быстрее, едва слышное для усиленных ушей Питера:
- Нет, - говорит он.
- Слишком много, чтобы сосчитать, - говорит он. – И сейчас - один из них. По крайней мере, так было. Теперь мне вроде как хочется тебя ударить.
- Я знаю, что так действую на людей, - говорит Уэйд, но его взгляд снова опускается к его губам, которые находятся всего в нескольких дюймах от его собственных, а затем снова возвращается к глазам. – Когда… Когда были остальные? Назови мне даты.
Упрямый. Упрямый идиот.
- Даты? – повторяет он. Он пересчитывает их по пальцам. – Почти каждый раз, когда мы ели на крыше за последние три года; когда ты впервые пошел со мной на воскресный ужин к тете Мэй, и я застукал тебя в моей комнате, когда ты просматривал мои старые полароидные снимки со старших классов; в тот раз, когда ты чуть не сжег квартиру дотла, потому что пытался приготовить фламбе; наша первая совместная ночевка, когда я проснулся, а ты был на кухне, готовя капкейки и…
- Это… Это не те даты, которые я имел в виду, - слабо говорит Уэйд.
Его разочарование нарастает. Уэйд ведет себя невыносимо.
- Да пошел ты, это все, что есть, - рявкает он, резко тыкая его в грудь. – Какое это вообще имеет значение? Ты мой лучший друг, Уэйд! Ты мой сосед по квартире. Мой настоящий партнер в борьбе с преступностью. Зачем… Ты настолько вплетен в каждый аспект моей жизни, что я даже не знаю, на что это было бы похоже, если бы тебя в ней не было. Раньше нас никогда не волновала чушь о родственных душах… зачем начинать сейчас? Не… Не делай этого. Пожалуйста. Я… - его голос срывается. – Если ты хочешь проигнорировать это, хорошо. Нам не нужно меняться. Я счастлив именно так, как мы есть, так что…
Уэйд целует его.
Он резко втягивает воздух, когда рот Уэйда, теплый, твердый и именно такой, о котором он так долго мечтал, прижимается к его губам. Положив руки по обе стороны его подбородка, он целует его в ответ, продвигаясь вперед, пока не наступает на носки обуви Уэйда, и они не прижимаются грудью друг к другу.
Уэйд отстраняется.
Он пытается потянуться за его теплом, но их губы разделяются, и когда он открывает глаза, Уэйд пристально смотрит на него сверху вниз, нижняя часть его лица покрыта красными пятнами, глаза широко раскрытые, они темные и ошеломленные.
- Ты серьезно, - шепчет он.
Он смотрит ему в глаза и говорит:
- Действительно серьезно, Уэйд.
- Я… Я не знаю. Это…
Он кладет руки на бедра Уэйда и говорит:
- Я влюблен в тебя. Скажи, что тоже в меня влюблен.
Уэйд смеется. В смятении и задыхаясь. С дикими глазами.
- Ты же знаешь, мне нравится, когда ты мной командуешь…
- Скажи это, Уэйд, - настаивает он. – Ты говоришь это уже много лет. Повтори еще раз.
- Пити, я… - он смотрит на него сверху вниз. – Я не хочу портить тебе жизнь.
- Ты не испортишь. Не сможешь. Нечего портить, помнишь? Здесь нет совершенства, завернутого в спандекс. У нас обоих есть свои проблемы. С тобой легче с ними справляться. Ты делаешь меня лучше, и я делаю то же самое для тебя, и ты это знаешь.
- Это все нереально.
- Реально! – восклицает он. – Что говорят Белый и Желтый?
- Желтый сейчас – это просто символы. Белый…
Он прищуривает глаза:
- Что говорит Белый, Уэйд?
- Что это лучшая галлюцинация, которая у нас когда-либо была, что твое лицо в любой момент может взорваться жуками, и что я, вероятно, никогда даже не встречал Человека-паука, и все это было наваждением, и…
- Пошел ты, Белый, - выплевывает он. Ему никогда так сильно не хотелось придушить бестелесную табличку, как сейчас. – Это реально, Уэйд. – Он проводит большими пальцами по его скулам. – Ты чувствуешь это? Реальность. Последние пять лет? Настоящие. – Он тянется рукой мимо него и открывает кран, затем проводит мокрой рукой по щеке Уэйда. – Реально. Это все реально. Ты здесь, и ты со мной, и мы настоящие.
- Я не знаю, Пит. Это… Это очень много. Что если… я не знаю.
- Что, если что?
- Я не знаю! – восклицает Уэйд. Он пытается отступить назад и снова врезается в раковину. – Я не знаю, что я не знаю! Я прижимаю к груди каждый эротический сон, который у меня когда-либо был, настаивая на том, что предмет сна реален, в то время как голос в моей голове говорит, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Белый, клянусь…
- Не Белый, - говорит Уэйд, хватая его за запястье, прежде чем он успевает сделать бог знает что поднятой рукой.
Он запинается:
- Желтый?
- Не Желтый.
Он пристально смотрит в глаза Уэйда, и что-то похожее на безнадежность подкатывает к его горлу и переполняет его грудь. Что ему делать? Как он может это исправить?
- Уэйд… - у него сдавливает грудь. Глаза горят. – Пожалуйста, не уходи. Хорошо? Мы… Мы разберемся. Мы что-нибудь придумаем, но, пожалуйста, пожалуйста, не уходи. Дай мне время. Обещаю, я разберусь с этим.
- Малыш, не плачь. Ты разбиваешь мне сердце.
- Как ты думаешь, что я чувствую! – взрывается он, но тут же сожалеет об этом. Он отступает назад, но Уэйд крепче сжимает его запястье. – Прости. Это не твоя вина. Прости.
- Эй, эй, иди сюда. Иди сюда.
Уэйд прижимает его к груди, и он руками обхватывает его за талию. Наверное, слишком сильно – как будто таким образом он сможет удержать его здесь. С собой. Но он не может не думать, не конец ли это. Неужели это последний раз, когда он может обнять его? Неужели, это последний раз, когда он позволяет ему гладить себя по волосам, вдыхать запах его геля для душа, слушать биение его сердца? Собирается ли Уэйд снова исчезнуть, только на этот раз навсегда?
Это нечестно. Нечестно! Он бы счастливо прожил остаток своей жизни, ничего не зная. Это было бы неидеально, но это было бы лучше, чем сейчас. Все было бы лучше, чем это. Оказаться так близко. Зная, что все это время это был Уэйд, только для того, чтобы позволить ему уйти. Это больнее любой раны.
Слезы текут все сильнее и быстрее, подстегиваемые мрачным поворотом его мыслей, но он отказывается говорить. Он уже умолял его остаться. Его карты на столе. Решать Уэйду, что с ними делать.
- Ты накручиваешь себя, да? – спрашивает Уэйд, внезапно отстраняясь и видя его лицо. Выражение его лица становится озабоченным. – Черт, Пити, дай мне надеть штаны, и тогда мы сможем продолжить это в гостиной.
Невольно он бросает взгляд на окно над унитазом.
- Я никуда не уйду, - говорит Уэйд, хватая его за подбородок и поворачивая к себе лицом. – Даже если ты галлюцинация, я не смогу оставить тебя в таком состоянии, малыш.
Он кивает, и хотя какая-то часть его не верит ему – часть, которая была оставлена его родителями, дядей Беном, Гвен, Гарри и Эм Джей – он выходит из ванной и подпирает сломанную дверь над разбитой рамой, прежде чем направиться в гостиную.
Он отключается от торопливого шороха, доносящегося из ванной, и движется на автопилоте. Он не может стоять и гадать, выйдет ли Уэйд когда-нибудь оттуда. Не может. Поэтому он надевает футболку (одну из Уэйдовых, потому что хрен с ним). Он наводит порядок. Он убирает мусор с журнального столика и книжной полки, затем берет с кухонного стола тепловатые банки с газировкой и ставит их рядом с давно остывшим пакетом с едой на вынос на журнальном столике. За неимением других занятий он в нескольких шагах от того, чтобы расставить на столе стаканы, вилки и тарелки, когда Уэйд с жутким скрипом отодвигает дверь ванной и протискивается в образовавшуюся щель.
Необъяснимо, его глаза снова наполняются слезами. Он остался. Он все еще здесь. Он не сбежал.
- Господи, Пит. Ты действительно грохнул эту штуку. – Он ставит дверь на место и поворачивается. Мириады выражений мелькают на его лице, когда его взгляд останавливается на нем. – Малыш, ты должен перестать смотреть на меня этими большими обиженными глазами Бэмби.
- Прости, - хрипло бормочет он, отводя глаза и быстро смахивая скатившуюся слезу. – Извини.
- Я не это имел в виду. Иди сюда, милый.
Он качает головой:
- Нет, нам нужно поесть. Я, ммм, принес тебе газировку. Наверное, она уже теплая. Хочешь льда? Я только… я принесу лед.
Он ныряет на кухню, не дожидаясь ответа. Трясущимися руками он берет стакан и бросает туда несколько кубиков льда, затем долго держит его в руках, просто дыша и собираясь с силами. Когда он чувствует себя достаточно собранным, чтобы вернуться в гостиную, он поворачивается и чуть не роняет стакан, Уэйд оказывается прямо здесь, менее чем в двух шагах от него.
- Черт! Не… Не делай так, - говорит он, суя стакан ему в руки.
Уэйд берет его и ставит на стойку.
- Мне не нравится видеть тебя таким, особенно понимая, что это моя вина.
- Это не твоя вина, - говорит он в плечо Уэйда, не в силах встретиться с ним взглядом. – Трудно верить в то, что в жизни случается что-то хорошее. Я понимаю. Если бы у меня были постоянные галлюцинации, я бы, наверное, сейчас тоже ничему в своей жизни не верил. Все это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Я хочу в это поверить, - говорит Уэйд. – Я думаю, то, что ты странно тихий и милый, на самом деле помогает.
Он поднимает взгляд:
- Правда? – Затем он прищуривает глаза. – Ты говоришь это только для того, чтобы я продолжал носиться с тобой.
- Возможно, - говорит Уэйд, и на его губах появляется подобие улыбки, прежде чем исчезает, и он становится серьезным. – Нет, это действительно так и есть. Мое подсознание такое бы не придумало. Это слишком нереалистично. ООС как говорят авторы фанфиков. Теперь… все кажется менее… вывернутым наизнанку. Минуту назад я действительно думал, что потерялся в происходящем.
- Это худшая новость, которую я когда-либо слышал.
- Почему?
- Это значит, что я должен продолжать оставаться милым. Это может убить меня.
Уэйд смеется своим раскатистым кудахтающим смехом, и что-то встает на место в его груди. Пока не все еще в порядке, но он больше не чувствует, что одно неверное движение – и он упадет за борт и утонет. Как будто ему вручили спасательный жилет. Он все еще может упасть, но, вероятно, выживет.
- Пит, - нежно говорит Уэйд, поглаживая мозолистым большим пальцем его щеку.
Он закрывает глаза:
- Не говори этого.
Уэйд не опускает руку:
- Почему нет? Ты же сказал.
- Скажи это, когда будешь уверен, что я реален.
- Ты так говоришь, как будто я когда-либо буду.
- Будешь. Ты можешь поставить на это.
- Это дерзкое пари, Паутинка. Очень смелое.
Он поднимает глаза и встречается взглядом с Уэйдом:
- Ты – самая надежная ставка, которую я когда-либо делал. – Он вздергивает подбородок. – А я делал много ставок.
Уэйд слегка смеется и убирает руку с его щеки, чтобы положить на его бедро, придвигаясь ближе:
- Ты – это нечто особенное.
Он наклоняет голову и качает ею:
- Нет, пока ты не убедишься, что я реален, Уэйд.
Уэйд сжимает его бедро, а затем отступает назад:
- Давай поедим. Думаю, мне нужно кое-что тебе объяснить.
***
Почувствовав себя увереннее с едой в животе, он устраивается на диване, подоткнув свои ноги под бедро Уэйда. Он не знает, готов ли он услышать объяснение того, почему за последние тридцать с лишним лет, что они были родственными душами, он ни разу не получил от него даже закорючку, и, возможно, это его единственный шанс, который у него есть, так что он не собирается его профукать.
- Я не знаю, насколько оправданным ты сочтешь все это, - предупреждает Уэйд. Он возится с салфеткой, упершись локтями в колени, снова и снова складывая ее и раскладывая. – Ты можешь ненавидеть меня так же сильно, как и всегда, после того, как услышишь это.
- Я никогда тебя не ненавидел.
- Я имею виду твою родственную душу.
- Ты моя родственная душа, и я никогда не ненавидел тебя. – Он хочет сказать ему, что уже простил его за все по той простой причине, что Уэйд – это Уэйд, но это может быть слишком, а он действительно хочет услышать его объяснение. Он может догадываться, каковы были его причины в последние годы, но какие они были до этого? И когда они были детьми?
- Хорошо, - говорит Уэйд, явно не убежденный. – Ну, как и большинство дерьмовых историй, эта начинается с дерьмовых родителей. Ты ведь знаешь, что я немного старше тебя, да?
- Восемь лет – это немного?
- Это только точка зрения, детка. Но… Я не знаю. Для восьмилетнего ребенка восемь лет – это целая жизнь, понимаешь? И я… Мои родители не были в восторге от этого. Когда к пяти годам у меня не возникло уз, они решили, что этого никогда не случится… Ты же знаешь, как некоторые люди относятся к несвязанным.
- Они третировали тебя, - тихо произносит он.
Уэйд пожимает плечами, а затем поднимает взгляд с кривой усмешкой:
- Отец избивал меня всякий раз, когда я оставался на месте достаточно долго, но я почти уверен, что это было из-за моего характера. Абсолютно не из-за отсутствующей связи.
Он не улыбается:
- Где сейчас твой отец?
- На глубине шести футов, и давным-давно съеден трудолюбивыми червями Ванкувера.
Недовольно хмыкнув, он откидывается на подлокотник и скрещивает руки на груди.
- Оу, Пити, ты хотел защитить мою честь? Это так мило!
Он бросает на него невозмутимый взгляд.
Уэйд комкает салфетку и бросает ее в пакет из-под еды на вынос, чистый и уверенный бросок, прежде чем повернуться лицом к Питеру, скрестив ноги, и подтянуть ноги Питера к себе на колени.
- Таков был старый добрый папаша. Мама пошла скорее по психологическому пути, говоря мне, какой я никчемный, и что причина, по которой у меня не появилась вторая половинка, заключается в том, что никто не захотел бы оставаться со мной на всю жизнь. Я никогда не думал, что приму это близко к сердцу, потому что они с отцом были родственными душами, но они ужасно относились друг к другу, и кто захочет связать себя с кем-то подобным на всю жизнь, понимаешь?
- Где твоя мама? – небрежно спрашивает он.
Уэйд смеется и щекочет его за ступню.
- Прекрати!
- Ты такой милый. Не знаю, плевать. Я убрался от нее к чертовой матери в тот день, когда мне исполнилось шестнадцать, и никогда не оглядывался назад.
Он снова хмыкает, и Уэйд улыбается.
- Обожаю, когда ты становишься таким напористым, Паутинка.
- Заткнись и расскажи остальную часть истории.
- Казалось бы, после всех этих лет твои требования станут менее противоречивыми, но…
- Уэйд.
- Хорошо, командир. Связь проявилась, и я подумал, что умираю. Была середина переменки, и я просто рухнул. Так что спасибо за это.
- Не за что. Я так понимаю, ты не был в восторге.
Уэйд фыркает:
- Мне потребовались месяцы, чтобы понять, что это за ощущение у меня в груди, а когда понял, то был в ужасе. Мне было восемь, практически взрослый мужчина, а я был привязан к младенцу. Я думал, что мои родители были правы. Я никому не мог быть нужен, поэтому меня свели с каким-то ребенком неудачником.
- Значит, ты всегда был идиотом.
- Если бы я знал тогда, каким милым ребенком-неудачником окажется моя родственная душа! – Он хихикает. – Забавно, сколько времени мне потребовалось, чтобы понять, что дети взрослеют.
- Так ты просто решил даже не пытаться? – спрашивает он. – А что было, когда ты стал старше?
- Я как раз к этому подхожу! Расслабься. Каракули появились, когда мне было десять, поэтому я стал постоянно носить толстовки. У всех остальных были настоящие рисунки и записки от их родственных душ, а у меня все руки были испещрены дурацкими детскими каракулями. Без обид, милый, но вундеркиндом ты не был. По крайней мере, не в художественной сфере.
- Увы мне, - сухо говорит он. – Но что насчет того, когда…
- Боже, ты неумолим! Просто заткнись и слушай!
- Тогда рассказывай быстрее! Я поседею, пока ты закончишь!
- Ох, милый, ты уже седеешь.
Его руки взлетают к волосам, прикрывая серебристые пряди, которые стали пробиваться над его ушами. Он не думал, что они настолько заметны.
Уэйд смеется и слегка ударяет по его пальцу:
- Ты оглянуться не успеешь, как станешь чернобуркой.
- Уэйд, продолжай.
Тот корчит гримасу:
- Хорошо. Все было отлично, пока прямо посреди обеда у меня на лице не появились каракули. Мне было 12, а дети в этом возрасте чертовски злые. Они смеялись до упаду, а самые злые обзывали меня по всякому. Вначале я даже не все понял, но потом ознакомился. – Он загибает на пальцах, перечисляя. – Педофил, совратитель малолеток, маньяк – все виды самого ужасного. Каракули исчезли к тому времени, как я выбежал оттуда, но… - Он пожимает плечами. – Было слишком поздно. У детей долгая память. Черт, я ненавидел свою вторую половинку за это.
- Я… мне кажется, я это помню, - говорит он. Он закрывает глаза, и смутное воспоминание мелькает у него под веками. Он был так расстроен… так зол… устал от того, что его игнорировало другое сердце, которое он чувствовал рядом со своим. Поэтому он решил сделать так, чтобы продолжать это делать было невозможно.
Он напрягает память, отчаянно нуждаясь в каждой мельчайшей детали, которую может извлечь из нее. Он забыл об этом, но теперь вспомнил. Он помнит теплую влагу мочалки, слишком грубой, когда ею водили по его коже, лицо матери всего в нескольких дюймах от его собственного – но ни черт ее лица, ни его выражения. Этот нюанс давным-давно утерян во времени. Она прижала его руку к тому теплому месту у него на груди и сказала ему, что она не знает, почему его вторая половинка не поговорила с ним, но это крайне невежливо писать или рисовать там, где это нелегко скрыть.
Ему не понравился ее выговор. Он протопал в свою комнату и разрыдался в подушку.
- Я был так зол. Я чувствовал тебя. Я не понимал, почему ты меня игнорируешь.
- Да, ну, я ненавидел тебя до глубины души, - говорит Уэйд. – После этого я всегда пользовался карандашом или цветными мелками, если чувствовал себя артистичным. Я отказывался предоставлять шанс тому, чтобы хотя бы капля чернил попала на мою кожу. С тех пор для меня не существовало второй половинки.
Питер закрывает глаза, тяжесть этих слов наваливается на него как свинцовое одеяло.
Уэйд сжимает его ногу:
- Не делай такое лицо. Мы были глупыми детьми. Что мы знали? Насколько я могу судить, тебе все равно было лучше без меня. Без разницы, потому что я пошел в армию, как только подрос, и убрался к чертовой матери из этого места. Но это оказалась…
Он запинается.
- Но это оказалась еще одна клетка. Я делал то, о чем всегда буду сожалеть, оправдываясь тем, что выполнял приказы. Я не мог… Я никогда не ожидал, что 10, 11, 12-летний ребенок поймет или примет это. Даже я не мог принять это. Я демобилизовался и занялся наемничеством, потому что, почему бы, черт возьми, и нет? Я уже был сломлен, а это то, в чем я хорош. Так что… Так что это то, чем я занялся.
- Тогда появилась Ванесса? – спрашивает Питер.
Уэйд улыбается, но получается грустно:
- Ага. Она понимала меня, знаешь? Мне не нужно было притворяться ради нее. Она просто… приняла меня. Несмотря на то, что я натворил. Несмотря на то, что я продолжал делать. Она приняла то безумие, которое я обрушил на нее, и развернула его обратно на меня. Она была… Она не была моей родственной душой, но как кто-то мог быть лучше? Как мог какой-то юный 18-летка понять меня лучше, чем она? В любом случае, на тот момент я уже махнул рукой на всю эту историю с родственными душами, поэтому я подумал, почему бы, черт возьми, мне не жениться на ней, понимаешь?
- Понимаю, - говорит он. Остальное он может додумать сам. После Ванессы случился рак. Или, как он предполагает, это была середина временного периода Ванессы. Затем Оружие Икс. Затем смерть Ванессы. Все это сделало его слишком уродливым, слишком сумасшедшим, слишком надломленным. Вселенная, очевидно, совершила ошибку, связав его с кем-то, не говоря уже о каком-то ребенке-ботанике.
- И вот появляется Человек-паук, - мягко завершает Уэйд. Он качает головой. – Мне очень жаль, Пит. Ты никак не можешь быть моей родственной душой. Это… Ты Человек-паук. Ты – это ты, а я… Я просто Уэйд.
- Мне очень нравится просто Уэйд, - тихо произносит он. – И как бы то ни было, я думаю, что ты идеальная родственная душа. По крайней мере, для меня, - он прерывается, но Уэйд не отвечает и не поднимает головы, поэтому он спрашивает, - могу я кое-что попробовать?
Уэйд с любопытством поднимает глаза, и он воспринимает это как разрешение.
На кухне он роется в выдвижном ящике с хламом, пока не находит несмываемый маркер, затем возвращается на свое место на диване и открывает его. Он проводит кончиком по своей коже и зачаровано наблюдает, как то, что он рисует, практически мгновенно оживает на руке Уэйда. Получается неровно и деформировано, как результат его никудышных художественных навыков и неровной кожи Уэйда, но он испытывает от этого не меньший трепет. Несовершенный рисунок на несовершенном человеке – совершенство в его глазах.
Он закрывает маркер и вздергивает подбородок со всей упрямой решимостью, на которую только способен.
- Я не смою это, пока ты не поверишь мне, что это реально, - говорит он, пока Уэйд смотрит на свою руку широко раскрытыми от шока глазами. – А теперь иди напейся до чертиков у сестры Маргарет, и позволь Хорьку поржать над тобой за то, что у тебя на руке большой уродливый член.
Он делает движение, чтобы встать, но Уэйд бросается вперед и крепко сжимает его предплечье, вставая коленями на центральную подушку:
- Пит, я влюблен в тебя.
Он дергается назад, но Уэйд не отпускает его:
- Ты не должен так говорить, пока…
- Ты реальный, - говорит Уэйд с лихорадочным блеском в глазах. – Это реально, и я влюблен в тебя.
- Чт… Ты просто хочешь, чтобы я вымыл руку.
- Малыш, я не хочу, чтобы ты вообще когда-либо мыл эту руку. Это реально, и я влюблен в тебя. Могу я поцеловать тебя сейчас?
- Я… Что? Это… Притормози. Что побудило тебя…
- Посмотри на это! – восклицает Уэйд, подсовывая испачканную чернилами руку ему под нос. – Посмотри на этот уродливый кусок дерьма!
- Уэйд, это просто кожа. Ты не…
- Не на меня. Посмотри на твой ужасный маленький член! Он так невероятно ужасен, что мое подсознание никак не могло это выдумать! Это реально, и я влюблен в тебя. Я могу поцеловать тебя сейчас или как?
Он таращится на него:
- Ты… Черт возьми, Уэйд, ты все портишь! – Он вырывает свою руку из хватки Уэйда и обвиняющее тычет ему пальцем в лицо. – Как так получилось, что мне пришлось ждать больше тридцати лет, чтобы по-настоящему встретить свою вторую половинку, и получить худшую романтику на свете.
- Но это ты нарисовал на мне член!
- Я… Ты это заслужил!
- Мы отклонились от темы. Это значит «да»?
- Да, это значит «да», ты тупой ублюд…
Он прерывается, задыхаясь, когда Уэйд дергает его вперед за футболку, и он чуть не падает ему на колени. Их губы встречаются, и Уэйд целует его почти с безумной энергией, обхватывая одной рукой его затылок, в то время, как другая проскальзывает под футболку, оставляя горячий след на спине, привлекая его ближе.
Он отстраняется, задыхаясь, кровь стучит в висках, голова кружится, и имя Уэйда на губах.
- Слишком? – спрашивает Уэйд, тяжело дыша.
- Нет. – Он стягивает рубашку через голову, и снова прижимает их губы друг к другу, находя пуговицу на джинсах Уэйда.
Уэйд отстраняется:
- Мы не слишком быстро движемся?
- Прошло пять лет, Уэйд. Снимай свои штаны.
- Ммм, обожаю, когда ты мной командуешь, Паутинка.
***
Пять лет четыре месяца с момента начала
Солнце светит слишком ярко, отражаясь от полированного гранита и вызывая жжение у него в глазах. Холодный порыв ветра заставляет проноситься мимо шквал сухих листьев, и Эм Джей теснее прижимается к его боку, в то время как с другой ее стороны их руки сплетены вместе, Гарри проделывает то же самое со своей стороны.
Это был первый раз за двенадцать лет, когда они вчетвером были вместе, и это совсем по-другому, и его сердце ощущается как камень в груди, тяжелое и громоздкое, но в то же время кажется, что это исцеление. Такое ощущение, что заложен новый фундамент, заменивший старую потрескавшуюся и крошащуюся плиту на свежий безупречный сланец. Он прочный, ровный и готов ко всему, что на нем построят.
У него пересохло в горле, но он не плакал. Им нужно было наверстать упущенное за десятилетие, и они все обязаны ввести Гвен в курс дела, не упуская деталей. Пальцы его рук и ног онемели от холода, но он чувствует себя чистым.
- Мы скучаем по тебе Гвенди, - говорит Эм Джей за всех. Это не прощание. Это обещание скорой встречи.
Гарри наклоняется и поправляет букет, прежде чем снова вцепиться в руку Эм Джей, а затем, как единое целое, они поворачиваются и направляются к воротам. Он оглядывается на ее надгробие, испещренное пятнами солнечного света, и тени листьев машут им на прощание.
- Итак, обед, - говорит Эм Джей, и дрожь в ее голосе почти незаметна. – Уэйд готовит свое тушеное мясо, да? С картошкой?
- Ага, если только ничего…
Его прерывает знакомый голос, поющий вдалеке, но быстро приближающийся вместе со странным ритмичным постукиванием.
- Человек-паук! Человек-паук! Делает… э-э, все, что может Человек-паук. Он близко? Надеюсь рядом! Мне бы не помешала помощь этого парня-паука! Смотрите по сторонааам! Дайте мне знать, если увидите Человееека-паукааа!
- По-моему, это твой выход, - говорит Гарри, хихикая.
Из промежутка между двумя зданиями появляется Дэдпул, мчащийся изо всех сил, а за ним по пятам следует… гигантское колесо?
- Что за черт…
Дэдпул делает финт влево, потом поворачивает направо, направляясь к кладбищу. Прямо к ним. Колесо поворачивается, не обманутое уловкой, очевидно следуя за Дэдпулом, и царапает здание, поднимая облако пыли и кирпича, осыпающееся на тротуар и на улицу. Машины жмут на клаксоны и уворачиваются, едва не сталкиваясь, отчаянно избегая колеса.
- Иди, - говорит Эм Джей, высвобождая свою руку из его. – Встретимся у тебя дома.
- Не ждите, что мы будем ждать, чтобы поесть, - предупреждает Гарри.
- Мы быстро! – отзывается он, уже снимая рюкзак и бросаясь в ближайший темный угол. – Держитесь подальше от улицы!
- Мы будем в безопасности! – кричит Эм Джей ему вслед.
Обычно он отчитал бы ее за уклонение от такого простого указания, но Гарри проследит, чтобы она не делала ничего слишком рискованного. Если он сможет удержать это большое дурацкое колесо на дороге, они смогут выбраться в безопасное место. К счастью, он достаточно часто становился жертвой удачи Паркера, чтобы знать, что нужно надевать костюм под одежду всякий раз, когда у него происходит что-то важное, поэтому ему требуется всего несколько секунд, чтобы снять гражданскую одежду, прикрепить паутиной рюкзак к основанию высокого хорошо затененного склепа и надеть маску, после чего он удаляется – стремительно направляясь на паутине туда, где бежит и поет Дэдпул. Его голос стал звучать немного прерывисто.
- Без бэт-сигнала*? – кричит он, запрыгивая на уличный фонарь и выстреливая паутиной, прежде чем перенестись на другую сторону улицы, чтобы проделать то же самое – туда-сюда, туда-сюда, плетя паутину так быстро, как только может.
_____________________________________________________________________________
* светящийся прожектор с нарисованной летучей мышью на его стекле, луч света которого видно над Готэмом. Сигнал использовался, чтобы призвать Бэтмена на защиту города.
_____________________________________________________________________________
- Вот и ты, - выдыхает Уэйд. – Выдернешь меня?
Он подчиняется, прикрепляя пару нитей паутины к плечу и к противоположному бедру Уэйда, и дергая его вверх, убирая с пути колеса.
- Никакого вызова по горячей линии Суперкрошек*? Это все, что я получаю?
_____________________________________________________________________________
* «Суперкрошки» (англ. The Powerpuff Girls, в одном из дубляжей «Крутые девчонки») — американский мультсериал, в основе сюжетной линии которого три девочки детсадовского возраста Цветик, Пузырёк и Пестик, обладающие суперспособностями, которые они используют для борьбы с преступностью в городе Таунсвилль. Горячая линяя (англ. Hotline) - игрушечный телефон Суперкрошек. Его использует также Мэр для того, чтобы вызвать Суперкрошек, когда Таунсвилль в опасности.
_____________________________________________________________________________
- Сокращение бюджета, - тяжело дыша говорит Уэйд, положив руки на колени. – Ты же знаешь, как это бывает.
- Неблагодарная работа.
Колесо врезается в его паутину, выламывая пару уличных фонарей, когда его движение резко прекращается, но паутина держится. Он быстро выстреливает еще несколько, чтобы убедиться, что оно остается на месте.
- Я поблагодарю тебя позже, если это то, чего ты хочешь, малыш, - говорит Уэйд, и маска шевелится, когда он двигает потенциальными бровями.
- Ловлю тебя на слове.
- Надеюсь, ты словишь меня не только на этом, - говорит он, многозначительно оглядывая его тело с головы до ног.
- Не забывай, что Гарри и Эм Джей идут к нам на…
- Мое тушеное мясо! – восклицает Уэйд, резко выпрямляясь.
- Все будет хорошо. Оно в мультиварке, да?
- Оно пересушится, если я не полью его жиром!
- Я уверен, что все будет х…
- Не начинай. Не притворяйся, что ты что-нибудь смыслишь в кулинарии. Я до сих пор не могу убрать обуглившиеся остатки с противня после того, как ты им пользовался в последний раз.
- Произошла чрезвычайная ситуация!
- Купи-одну-получи-вторую-пиццу-бесплатно в Joe’s – не считается чрезвычайной ситуацией!
- Ты ничего не знаешь. Ладно, как скажешь. Иди, сбрызгивай свое мясо мясным соком – я завершу тут. И вообще, что тут случилось?
- Без понятия. Выскочил чувак и стал кричать что-то про ожидание в пробке или что-то в этом роде? Я не знаю. Хотя усы у него великолепные. Я мог бы смотреть на них весь день. Клянусь, они посрамят усы Джеймсона.
- Невозможно.
- Это правда! Подожди, пока не увидишь их! Но, может быть, не стоит сравнивать их с шерстистым мамонтом, потому что тогда он погонится за тобой на своем большом колесе.
Он фыркает:
- Принял к сведению.
Уэйд готовит свое устройство для спуска на канате и добавляет:
- И захвати выпивку по дороге домой. Все, что у нас есть, это скисшее молоко и вода из-под крана.
- Почему… если оно скисло, почему оно все еще у нас?
- Потому что я хотел посмотреть, заметишь ли ты. Ты съел целую миску хлопьев с каменным лицом. Совершенно не в адеквате. Это было невероятно, но теперь я должен Хорьку десять баксов из-за тебя.
- И поэтому мой желудок весь день не в порядке? Какого черта, Уэйд!
- Упс! Нужно идти! Увидимся дома, золотко!
Уэйд спрыгивает с крыши, хихикая про себя, когда выпускает канат из своего устройства для спуска и соскальзывает на землю.
Он смотрит ему вслед с раздраженным вздохом. Жизнь с Уэйдом полна всего, но, по крайней мере, она никогда не бывает скучной.
- ЧЕЛОВЕК-ПАУК! Спускайся сюда и сразись со мной, как мужчина!
- Почему это всегда должно быть по-мужски? – бормочет он, проверяя свои веб-шутеры. – Почему никто никогда не хочет драться как паук? Почему всегда именно я должен приспосабливаться к ним, а? Хотя бы раз я хотел бы немного внимания. Я прошу не так уж много.
Он вздыхает и подходит к краю крыши.
- Давай сделаем это по-быстрому, приятель, - говорит он, спрыгивая с уступа и выпуская паутину, чтобы замедлить свой спуск. – У меня есть планы на ужин.
О черт. Уэйд был прав. Эти усы феноменальны.
- Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что твои усы могли бы находиться в музее? – спрашивает он. – Прямо между саблезубыми тиграми и ленивцами.
***
Невразумительный крик ярости Большого Колеса по телевизору приносит практически такое же удовлетворение, как и в реальной жизни.
- Обожаю смотреть, как ты работаешь, детка, - говорит Уэйд ему на ухо, все внимание приковано к Человеку-пауку в новостях, который быстро и эффективно за считанные секунды оплетает паутиной Большое Колесо.
Он сидит на полу между ног Уэйда, прислонившись спиной к его груди, а Уэйд опирается подбородком на его плечо. Они должны были поставить фильм, чтобы закончить вечер, но Уэйд получил сообщение от Эм Джей с просьбой включить новости. Интересно, что съемка, похоже, шла с места в непосредственной близости от кладбища, где он оставил Гарри и Эм Джей, прежде чем присоединиться к сражению. Очень любопытно.
- Теперь мы можем посмотреть фильм?
- Только если это «Да, нет, наверное»*.
_____________________________________________________________________________
* (англ. Definitely, Maybe) — американская романтическая комедия 2008 года с Райаном Рейнольдсом.
_____________________________________________________________________________
Он стонет:
- Больше никаких ромкомов. Это все, что ты хотел смотреть месяцами!
- У меня романтическое настроение! А как насчет «Предложения»*?
_____________________________________________________________________________
* (англ. The Proposal) — американская романтическая комедия 2009 года с Райаном Рейнольдсом.
_____________________________________________________________________________
- У тебя нездоровая одержимость Райаном Рейнольдсом. Стоит ли мне ревновать?
- Люди все время говорят, что я выгляжу точь-в-точь как он!
- Нет, не говорят. Никто так не говорит.
Уэйд хватает ртом воздух:
- Сначала ты нарисовал это отвратительное животное на моей коже, а теперь оскорбляешь мою привлекательность. Как будто я тебя почти не знаю.
Питер опускает взгляд на свои руки. Его кожа, которая, как он думал, останется чистой и ничем не украшенной до конца жизни, теперь украшена множеством безобразно выполненных каракулей, и несколькими ругательствами, написанными яркими блестящими буквами всех цветов радуги.
- Ты говоришь о хорьке? – спрашивает он после задумчивой паузы.
- Так вот что это? Я думал, это крыса, которую переехал грузовик. Тебе действительно нужно поработать над своим…
- Это ты нарисовал, Уэйд.
- Я… Я нарисовал? Ты уверен?
- Ага, чтобы напомнить себе заехать к сестре Маргарет? И забрать пожертвование Хорька на праздничный банкет F.E.A.S.T. в следующем месяце? Ничего не всплывает в памяти?
- Вот дерьмо! – Уэйд резко выпрямляется. К счастью, они уже на полу, иначе Питер упал бы.
- Расслабься, я уже забрал, - ворчит он, для пущей убедительности пихая Уэйда локтем в живот.
- Оу, - Уэйд расслабляется, откинувшись на диван. – Ты забрал?
- Ну, да. Как бы я мог забыть, учитывая это прекрасное напоминание на моей руке всю последнюю неделю? Тебе нужно перестать использовать так много несмываемого маркера, чувак.
- Ты жаловался на гелевые ручки!
- Только потому, что блеск был повсюду! Он был у меня на губах, Уэйд! Люди замечали! Они думали, что я пробую новый образ!
- Ну, может быть, тебе следует быть более разборчивым в том, куда ты прикладываешь свои губы, Пити. На моем лице нет блеска, так где же сбились с пути твои губы, а?
- Если ты действительно хочешь, чтобы я прекратил…
- Забудь! Просто шучу, это шутка.
Он откидывается ему на грудь с легким ворчанием: «Я так и думал», - и целует внутреннюю сторону запястья Уэйда, где аккуратно крупным почерком Уэйда выведено «Уэйд». Надпись дополняет, написанное как курица лапой, «Питер» на другом запястье. Они упустили множество обычных для родственных душ вещей, таких как обмен именами с помощью чернил на коже, но это не значит, что они не могут наверстать упущенное сейчас.
- У тебя есть ручка? – спрашивает он.
Уэйд вытаскивает одну из-под диванной подушки и молча передает ему.
Она блестящая и розовая.
Он качает головой, но снимает колпачок и в центре плоского бесформенного тела хорька пишет дату.
- А это еще зачем? – спрашивает Уэйд.
- Наша цель – сделать эти штуковины несмываемыми. – Он проводит большим пальцем по имени Уэйда на своем запястье. – Я подумал, что мы могли бы посвятить этому весь день. Может быть, заценим ту новую уличную еду на 38-ой? Посмотрим из-за чего такой шум, прежде чем отправимся в тату-салон.
- Ооо, я слышал, что те фалафели* сногсшибательны. Можем ли мы также заглянуть в тот новый бутик неподалеку? Допиндер слышал, что у них есть мужские ботинки на каблуках. Симпатичные.
_____________________________________________________________________________
* Фала́фель — блюдо, представляющее собой жаренные во фритюре шарики из измельчённых бобовых, приправленные пряностями.
_____________________________________________________________________________
Питер закрывает ручку колпачком, целует Уэйда в щеку и говорит:
- Это свидание.
***
Это только начало.
***
Бонус-сцена после титров.
***
Бонус-сцена после титров.
- Бетти! Я не знал, что ты вышла замуж за Неда.
- О да, ну, я не хотела испортить свою аллитерацию, взяв его фамилию, понимаешь? – Она смеется.
Ее аллитера…
Он втягивает воздух и поворачивается, чтобы встретиться взглядом с широко раскрытыми глазами Уэйда.
- Чур, не я! – кричат они одновременно, а затем, - я сказал это первым!
- Черт возьми, Уэйд! Разве ты не можешь просто…
- У меня есть все три имени! У тебя всего два! Будет справедливо, если я…
- Но я последний Паркер! Если я сменю имя, то фу! Все! Никаких больше Паркеров!
- Да, ну, а я последний Уилсон!
- Но ведь ты даже не любил свою семью!
- Ох, Питер, - пораженно произносит Бетти. – Это было немного…
- Нет, нет, - говорит Уэйд. – Это справедливое замечание. – Он торжественно поворачивается к Питеру. – Ты же знаешь, что нужно делать?
- Я готов, как только скажешь.
Они готовят свои кулаки.
- Как бы все не закончилось, - говорит Уэйд, - я все равно буду любить тебя.
- Давай просто покончим с этим.
- Все, что захочешь, малыш.
Они долго меряются взглядами, а затем в унисон приходят в движение:
- Камень, ножницы, бумага!
- Да ладно!
- ХА! Я выиграл!
@темы: перевод, Spider-Man, Deadpool