Название: Paradise (spread out with a butter knife)
Автор оригинала: Sarah_Sandwich
Оригинал: archiveofourown.org/works/26399314?view_full_wo...
Пэйринг: Питер Паркер / Уэйд Уилсон
Размер: макси
Статус: в процессе
Описание:
Он вздыхает с того места, где лежит, подбоченившись, и гравий с крыши впивается ему в позвоночник:
- Я потерял свою работу. Свою… другую работу. Ту, которая действительно оплачивает счета.
Он не хочет размышлять о том, почему из всех людей он рассказывает именно Дэдпулу. Конечно, его отчаянная нехватка друзей никакого отношения к этому не имеет. Эм Джей в Калифорнии в погоне за своей мечтой, Гарри проходит курс психиатрического лечения, и к нему не допускаются посетители (не чтобы это имело значение, поскольку они внесли Питера в черный список после прошлого раза), а Гвен… Ну.
И не похоже, что он может поговорить с тетей Мэй без того, чтобы она не обеспокоилась тем, что он умрет от голода под мостом или что-то в этом роде, так что… остается Дэдпул. Блин, когда его жизнь успела стать такой жалкой?
Или: рассказ, в котором Питер и Дэдпул в буквальном смысле являются родственными душами, но не осознают этого буквально годы, потому что они буквально идиоты.
Глава 3 (Часть 1)
Автор оригинала: Sarah_Sandwich
Оригинал: archiveofourown.org/works/26399314?view_full_wo...
Пэйринг: Питер Паркер / Уэйд Уилсон
Размер: макси
Статус: в процессе
Описание:
Он вздыхает с того места, где лежит, подбоченившись, и гравий с крыши впивается ему в позвоночник:
- Я потерял свою работу. Свою… другую работу. Ту, которая действительно оплачивает счета.
Он не хочет размышлять о том, почему из всех людей он рассказывает именно Дэдпулу. Конечно, его отчаянная нехватка друзей никакого отношения к этому не имеет. Эм Джей в Калифорнии в погоне за своей мечтой, Гарри проходит курс психиатрического лечения, и к нему не допускаются посетители (не чтобы это имело значение, поскольку они внесли Питера в черный список после прошлого раза), а Гвен… Ну.
И не похоже, что он может поговорить с тетей Мэй без того, чтобы она не обеспокоилась тем, что он умрет от голода под мостом или что-то в этом роде, так что… остается Дэдпул. Блин, когда его жизнь успела стать такой жалкой?
Или: рассказ, в котором Питер и Дэдпул в буквальном смысле являются родственными душами, но не осознают этого буквально годы, потому что они буквально идиоты.
Глава 3 (Часть 1)
Глава 3 (Часть 1).
Год и пять месяцев с момента начала
Дождь хлещет по окну, а раскаты грома сотрясают пустые банки из-под энергетических напитков, загромождающие кофейный столик. Стикер проигрывает борьбу с гравитацией и исчезает между его столом и стеной. Он глазеет в окно в раньше срока наступившую темноту. Он застрял. Он не может патрулировать в такую погоду. Ну… он бы мог и сделал бы, но это всегда доставляет больше проблем, чем приносит пользы. Его паутина не прилипает, едва ли можно остановить какое-либо преступление, в итоге он промокает и замерзает в своем спандексе.
Бойкий, дробный стук во входную дверь отвлекает его от меланхолических мыслей.
Его рабочий стул медленно поворачивается, пока его плечи не оказываются на одном уровне с дверью на другой стороне гостиной. Не многие знают, где его найти, и из тех немногих, кто знает, только один постучал бы так и… продолжал бы… стучать.
Стук перерос в то, что звучит, как полноценная песня, хотя он и не может уловить, какая именно. Он не в настроении иметь дело с гиперактивностью Уэйда. Он устал. Нет, не устал. Ему скучно, но такая скука, когда ты не можешь заставить себя что-то делать. Унылая вялость.
- Открой эту чертову дверь! – кричит пронзительный голос из соседней квартиры.
Оу. Верно. Уэйд все еще стучит.
На свинцовых ногах он тащится к двери, отпирает ее и, открыв, обнаруживает с другой стороны Дэдпула, полностью экипированного.
Он чуть не проглатывает свой язык.
- AХХХ АХ-АХ АХ-Я… ПОДСЕЛ НА ЧУВСТВО*…
_____________________________________________________________________________
* песня Blue Swede - Hooked On a Feeling
_____________________________________________________________________________
Он бросается вперед и втаскивает его внутрь, не обращая внимания на песню, которой тот заливается, затем проверяет, нет ли кого поблизости, прежде чем захлопнуть дверь.
Он сильно толкает Уэйда в грудь.
- Какого черта, по-твоему, ты делаешь?! – шипит он ему в лицо.
- Свирепствует буря! – радостно говорит Уэйд, нисколько не беспокоясь об агрессии, исходящей от него волнами. – Поэтому я знал, что ты будешь дома. Ты никогда никуда не ходишь, кроме как на работу, на другую работу и…
- Я не об этом! Какого черта ты делаешь в роли Дэдпула снаружи квартиры Питера Паркера?! Ты пытаешься разоблачить мою личность?
- Я… - Дэдпул смотрит на него, маска внезапно становится пустой. – То есть… нельзя, чтобы меня видели с тобой? Прошлый раз ты не возражал, когда я зашел к тебе.
«Прошлый раз» был месяц назад. Он сказал Уэйду свое полное имя, и тому потребовалось менее 24 часов, чтобы разыскать его квартиру и появится у входной двери с горой коробок с пиццей и огромной спортивной сумкой на плече, битком набитой одеялами, закусками и видеоиграми. Он согласился на пиццу, но отказался от ночной игры, потому что ему еще нужно было патрулировать, писать отчет и утром идти на работу, затем днем на занятия, а вечером снова патрулировать. И так по кругу.
Спортивная сумка была отброшена в угол и с тех пор валяется кучей рядом с телевизором.
- В прошлый раз, - шипит Питер, - ты был Уэйдом, а не Дэдпулом. Все знают, что Человек-паук и Дэдпул дружат! Ты не можешь… Мы не можем…
Он втягивает воздух, чтобы продолжить свою отповедь, и тот свистит у него в горле.
Блядь. У него не будет приступа паники из-за этого. Нет.
Он разворачивается на каблуках и направляется на кухню, надеясь, что Уэйду хватит здравого смысла, чтобы не идти за ним. Он не осознает, что у него дрожат руки, пока не пытается достать стакан из посудомоечной машины, и тот чуть не выпадает у него из пальцев.
- Пити Пирожочек, я не хочу тебя расстраивать, - говорит Уэйд, странно мягко забирая у него стакан и ставя его под кран, - но все знают, что Уэйд Уилсон и Дэдпул – один и тот же человек, помнишь? Ладно, может быть, не все, но в маске или без маски, люди знают, кто я такой. Однозначно никто с легкостью не забудет мое свежевытраханое старое лицо авокадо, понимаешь? Не из-за отсутствия попыток.
Это самое худшее, что он мог сказать.
Он опускается на пол и прислоняется спиной к шкафу, наслаждаясь острым уколом ручки в позвоночник, и зажмуривает глаза, пытаясь выровнять дыхание, прежде чем у него начнется гипервентиляция и он потеряет сознание.
- Мы что-нибудь придумаем, - быстро говорит Уэйд.
Стакан с водой засовывается ему между рук, и только его липкие пальцы спасают его от облитых водой коленей.
- Я больше не буду пользоваться твоей входной дверью! Я буду пользоваться окном. Или ты всегда можешь прийти ко мне в образе Паучка, а потом переодеться в нормальный вид. Я никому не позволю связать эти факты в единое целое, хорошо? И если кто-то это сделает, я пристрелю его прежде, чем он успеет тронуть хоть волосок на твоей хорошенькой головке.
Он откидывает голову на шкаф:
- Уэйд.
Ему только кажется, или ему становится легче дышать?
- Ладно, тогда на хорошенькой головке твоей тетушки!
Он открывает глаза:
- Уэйд.
Его сердце все еще сильно бьется в груди, но не учащается.
Уэйд вытаскивает соломинку из старого фастфудного стаканчика и опускает ее в стакан с водой:
- У нас все получится, я обещаю. Я буду вести себя наилучшим обр…
- Уэйд, - устало произносит он. Кто бы мог подумать, что болтовня Уэйда успокоит его?
- Выпей, малыш. – Он прижимает стакан ближе к его лицу.
Он пристально смотрит, но выпивает половину стакана, прежде чем сказать:
- Если кто-нибудь узнает, кто я, ты не будешь его убивать.
- Даже если это будет плохой парень? Он всем расскажет. Он разрушит твою жизнь.
Он отрешенно смеется, желудок подступает к горлу. Это все уже было.
Уэйд наклоняет голову набок и с любопытством смотрит на него.
- Я не хочу об этом говорить. Просто… - он осторожно дышит, преодолевая тревогу, все еще бурлящую у него под кожей, как жидкий статический заряд. – Обещай, что никого не убьешь из-за меня. Я имею в виду, никого не убивай, но особенно из-за меня.
Уэйд садится перед ним, скрестив ноги:
- Но Пити…
- Ты не снимешь свою маску?
Назовите его избалованным, но он скучает по лицу Уэйда, его выражениям, его мыслям, и это несправедливо, что он сидит на полу в своей кухне, балансируя на грани панической атаки, без щитов и преград, а Уэйд прячется за маской.
Уэйд замирает:
- Нет, сегодня не могу, малыш. Под ней довольно все не очень хорошо.
- День плохой кожи? – спрашивает он, нахмурившись. – А костюм не усугубляет ситуацию?
- Оно того стоит, - говорит Уэйд, внезапно ухмыляясь сквозь маску. – Я не мог упустить возможность наконец-то устроить вечеринку с ночевкой!
- А… что? Мне надо…
- Ничего! – перебивает Уэйд, до отвращения жизнерадостный. – Тебе нечем заняться. Ты не можешь патрулировать из-за грозы. Я проверил радар. Она должна продолжаться всю ночь и до завтра.
- Ладно, но…
- И сегодня суббота, - наседает Уэйд. – Что значит, что завтра нет никаких занятий или работы. На этот раз не отвертишься! Мы будем есть еду на вынос, играть в видеоигры, красить друг другу ногти и не спать всю ночь, сплетничая, а завтра я сделаю панкейки! Это будет самая крутая ночевка в…
- По воскресеньям я навещаю свою тетю.
Уэйд плюхается на спину, шлепнув кожаным костюмом по линолеуму:
- Да ладно тебе! У меня было все идеально распланировано, и я целую вечность ждал идеального шторма – оцени, черт возьми, игру слов – и он, наконец, наступил, а моя кожа пытается вскипеть, но я все равно надеваю костюм и я…
- Уэйд, - говорит он со вздохом. – Сними свою маску, и мы устроим вечеринку с ночевкой.
Уэйд приподнимается на локтях и щурится на него своими незрячими белыми глазами:
- Ты избегал этой ночевки больше года. Почему ты так сильно хочешь, чтобы я снял свою маску?
Я не хочу, чтобы ты прятался от меня. Я хочу, чтобы ты доверял мне.
- Как прикажешь мне веселиться, если я знаю, что тебе все время будет некомфортно? Ты же знаешь, что меня это не беспокоит, да?
Уэйд хмурится, стягивая маску вокруг рта:
- Такого ты еще не видел. Ты не знаешь, о чем говоришь.
- Ты тоже, - он с вызовом вздергивает подбородок.
- Ты упрямый мальчишка, - говорит Уэйд, не делая ни малейшего движения, чтобы снять маску.
- А ты упрямый засранец. И что дальше? Мы устраиваем вечеринку с ночевкой или нет?
Уэйд со вздохом садится:
- Паутинка…
- Что, по-твоему, я сделаю? Убегу с криками? Сними ее, Уэйд.
- Что если тебя стошнит?
- Не стошнит. Если я могу практически впасть в паническую атаку на глазах у тебя, то ты можешь снять маску. Это и есть равенство.
- С моей стороны так не кажется.
- Ты не понимаешь, - отрезает он. – Прямо сейчас ты сидишь в моей квартире, Уэйд. Ты знаешь мое лицо, мое полное имя, где я живу, куда я хожу на учебу и что я Человек-паук. Ты знаешь, сколько людей знают все это?
Уэйд качает головой.
- Один.
Уэйд смотрит на него, маска пуста и неподвижна, плечи сгорблены, почти касаются ушей.
- Возможно, это не кажется чем-то таким уж значимым, но… моя тайная личность - это все. Я стараюсь, ясно? Раньше я скрывал свою личность от друга, и все закончилось… плохо. Я стараюсь стать лучше, но это очень тяжело. Я доверяю тебе, но… это пугает меня до усрачки, понимаешь?
- Ты думаешь, я тебе не доверяю? – спрашивает он.
- Я не это имею в виду. А может и так, я не знаю. Я просто… я знаю, для тебя это очень серьезно, но давай. Это всего лишь кожа, Уэйд. Меня не волнует твоя кожа, - он ухмыляется. – Если твоя личность меня не отпугнула, то твое лицо точно не отпугнет.
Уэйд фыркает, и напряжение, наконец, спадает, когда его плечи опускаются:
- Думаю, это справедливое замечание, - он теребит пальцами нижний край своей маски и говорит, - ты уверен, что тебя не стошнит?
Он приподнимает брови:
- Помнишь, ты сказал, что я не смогу съесть две большие двойные пиццы с пепперони, находясь при этом вниз головой?
- Точно. Мне жаль, что я когда-либо сомневался в твоем железном животе.
- Чертовски верно.
Уэйд снимает свою маску, как будто сдирает пластырь.
Питер втягивает воздух сквозь зубы. Его кожа обычно покрыта оспинами и неровностями, но сегодня она раздраженно-розового цвета с мокнущим пятном на подбородке и скоплениями ярко-красных язв, усеивающих кожу головы и щеки.
- Выглядит ужасно, - бормочет Уэйд, делая движение, чтобы снова одеть маску.
Питер выхватывает ее у него и, прежде чем тот успевает возразить, прилепляет паутиной к потолку.
- Эй!
- Выглядит, как будто это больно. Зачем ты мучаешь себя? – Он не дожидается ответа, прежде чем вскочить на ноги, не обращая внимания на липкое пятно, с которого убирает руку. Когда он в последний раз мыл пол? У него есть швабра? Он ставит свою воду на кухонную стойку рядом со старым, пропитанным жиром, бумажным пакетом. – Я готовлю ванну.
- Паутинка…
Он поворачивается к нему лицом, все еще сидя на полу со скрещенными ногами.
- Это не обсуждается, Уэйд. – Господи, он говорит, как дядя Бен. Черт. – Если так везде, ты не останешься в этой штуке. Это только усугубляет ситуацию. Тебе нужно что-то дышащее, а не кожаное. Иди, выбери какую-нибудь одежду. Я дам тебе знать, когда ванна будет готова.
Он сердито удаляется в ванную и быстро промывает ее, прежде чем включить воду и дать ей наполниться.
Взгромоздившись на унитаз, он обращается за советом к Google. У него нет ничего для овсяной ванны, но он почти уверен, что у него где-то есть пищевая сода, и он может сбегать на улицу в магазин за лосьоном, пока Уэйд отмокает.
Приняв решение, он возвращается на кухню и с радостью обнаруживает, что Уэйда нет на полу. Судя по приглушенному бормотанию, доносящемуся из его комнаты, он догадывается, что в кои-то веки тот делает то, что ему сказали. После обнаружения пищевой соды и добавления ее в ванну, он размешивает ее рукой и выключает воду.
Затем он заглядывает в свою спальню и обнаруживает, что его футболки разложены по всем поверхностям, а Уэйд, сгорбившись посреди этого хаоса, хихикает в кулак.
Вздохнув, он прислоняется к дверному косяку. Надо было сразу догадаться.
- Серьезно?
Уэйд улыбается ему, широко раскрытые глаза горят от восторга:
- Я всегда знал, что ты заядлый ботаник, но это уже следующий уровень. Тридцать пять, - радостно кричит он. – У тебя есть тридцать пять футболок с каламбурами. Я никогда в жизни не был так сильно влюблен. Прости, Несс. Ты была крутой малышкой, но это… Вау. Просто вау.
- Ты что-нибудь выбрал? В Интернете пишут, что хлопок – это хорошо.
- Как я вообще могу выбрать? Они все так одинаково прекрасны!
- Просто выбери. Ванна остывает.
- Да, дорогая мамочка.
Несмотря на свое ворчание, у него похоже нет проблем с выбором его самой старой и поношенной футболки. Хороший выбор. Мягкая, просторная и выцветшая практически до розового цвета от многих лет постоянного использования.
После одной ванны и похода в магазин, Уэйд голый по пояс расхаживает по его крошечной ванной, пока Питер капает дождевой водой в дверном проеме с бутылкой лосьона в руке, переключаясь между «не смотреть» и «уважительно смотреть». Его кожа уже намного лучше.
- Почему ты не предупредил меня, что один из твоих друзей-пауков прячется в углу? – требовательно спрашивает Уэйд, размахивая руками и чуть не выбрасывая стаканчик с его зубной щеткой в мусорное ведро. – Я выставлял свой член и все такое!
Он бросает на него недоверчивый взгляд:
- Откуда мне было знать? Я не… Я не как Человек-муравей, только для пауков! Я не могу с ними разговаривать!
- Но… твое паучье чутье?
Питер пристально смотрит на него:
- Это не… Мое паучье чутье распознает только реальные угрозы. Угрозы, направленные на меня. Это не значит предупреждать меня о каждом маленьком неудобстве, с которым можно столкнуться.
Уэйд перестает расхаживать:
- Подожди. Ты хочешь сказать, что твое паучье чутье не чует пауков? Я думал, в этом все дело?
- Ты… Ты д-думал… - он сгибается пополам, смеясь так сильно, что на мгновение ему кажется, что его действительно может стошнить. Лосьон выскальзывает у него из пальцев и падает на пол. – Т-ты…
- Прежде всего, я совершенно прав в том… Конечно, я думал… Убирайся, - Уэйд поднимает лосьон и выпроваживает его из ванной, хлопнув дверью у него за спиной. – Не уходи далеко, Мальчик-паук! Кому-то нужно будет намазать мне спину!
Он перестает ржать.
- Для того, кто утверждает, что его не волнует моя кожа, ты, похоже, до ужаса много о ней заботишься.
- Меня не волнует твоя кожа. Я забочусь о тебе, тупица. Если тебе больно, я хочу это исправить.
С клинической эффективностью он смазывает лосьоном середину спины Уэйда. На него не действуют ни перекаты мускулов под рукой, ни широкие плечи, ни маленькая ямочка над поясом одолженных у него спортивных штанов, ни жар его тела.
Совершенно.
Абсолютно.
Не действуют.
Он закрывает лосьон и ставит его в раковину, пока Уэйд натягивает футболку.
«Все хорошие шутки химии – Аргон*» - растягивается у него на груди, а рукава облегают его бицепсы гораздо плотнее, чем когда-либо на нем. Уэйд дергает за подол, но тот не дотягивает до пояса штанов.
_____________________________________________________________________________
* Хим. элемент Аргон на английском звучит как «are gone» - «закончились», поэтому «Все хорошие шутки химии закончились».
_____________________________________________________________________________
Ну. Это будет пыткой.
Он не знает, что за выражение у него на лице, но Уэйд пристально смотрит на него тяжелым взглядом. Он не может встретиться с ним взглядом. Он не знает, что увидит. Он не знает, что произойдет в его тесной ванной, все еще наполненной паром, если Уэйд посмотрит на него с жаром в глазах.
- Эй, Пити, - говорит Уэйд слишком мягким голосом.
Его штаны все еще влажные от дождя, когда он вытирает излишки лосьона о свои бедра.
- Да? – спрашивает он плечо Уэйда.
- Почему ты… Иногда я…
Он встречается взглядом с Уэйдом, озадаченный неуверенностью, сквозившей в его тоне. Он хмурится, вглядываясь в его широко раскрытые глаза, опущенные уголки губ, тревожную линию лба. Уэйд должен быть шумным, беспардонно-несносным, и вызывающе-смешным. Он не должен быть застенчивым, робким или что бы это ни было еще.
Уэйд опускает взгляд в пол.
- Неважно, - бормочет он, скрещивая руки на груди.
С нового ракурса он замечает белое пятнышко на ухе Уэйда и негромко фыркает:
- Пропустил одно место, - тихо говорит он.
Протянув руку, он подушечкой большого пальца вытирает каплю лосьона с ушной раковины. От Уэйда исходит жар, сильнее, чем от большинства людей, поскольку его тело постоянно борется с раком. Это притягивает его, как ящерицу к нагретому солнцем камню.
Уэйд отрывается от созерцания плитки под своими босыми ногами, в его глазах появляется удивление, когда Питер наносит лосьон на кончик его носа.
Он ухмыляется и говорит:
- Вот. Теперь ты идеальный.
Уэйд улыбается, и все, что бы он ни пытался сказать, становится неуместным.
Он трус. Большой жалкий трус.
Все, о чем он может думать, это его родственная душа. Его глупая отсутствующая родственная душа. Как будто та провела всю свою жизнь специально укрытая с головы до пят, чтобы избежать любого взаимодействия с ним.
Он воздерживается от того, чтобы жить своей жизнью, и ради чего? Ради кого? После укуса паука он решил, что он не может никого втягивать в эту неразбериху, которую он называет жизнью, и это убеждение только укрепилось после Гвен и всего остального, но это не освобождает его от обязательства, которое он чувствует перед безымянным человеком на другом конце этой теплой точки в его груди. Он прикован к этому человеку, которого он никогда не встречал, и который никогда не удосуживался даже поздороваться с ним, и он ненавидит это. Он ненавидит его.
Будь он посмелее, он бы послал его и позволил себе хотеть Уэйда. Если бы он не боялся, что однажды они найдут друг друга, и тогда… Насколько это было бы справедливо по отношению к Уэйду? Он не может так рисковать. Уэйд знает, что у него есть родственная душа. Он знает. Он знает, почему они могут быть только друзьями.
Верно?
Шквал ливня хлещет по окну, и подоконник врезается ему в лоб, но он не выходит из своего оцепенения, пока Уэйд бушует позади него, как комар, решивший, что его прихлопнут до конца дня. Они не общались после ванны. Он едва может смотреть на него без желания сунуть голову в ведро с ледяной водой. Это сводит его с ума. Почему он не может потусоваться со своим другом без этого странного напряжения?
Хотя, учитывая то, что вытворяет Уэйд, это, возможно, еще долго не будет проблемой. Желание поцеловать его быстро уступает место желанию заткнуть ему рот паутиной.
- Если мне придется выслушать еще одну тираду Джеймсона, я отправлюсь в «Бьюгл» и выскажу ему все, что я думаю. Угроза опутыванием паутиной! Террорист Человекпаук! Ты слышал, что он…
- Я слышу, как ты говоришь это без дефиса, - огрызается он, дерзость проистекает из сентиментального созерцания дождя и мелких жестокостей жизни. – Правильно Человек-паук. Убери мое имя из своих уст, если не собираешься произносить его правильно.
- Ооо, вот и наша старая добрая злючка, - восклицает Уэйд, заваливаясь на диван животом, чтобы подпереть подбородок руками и улыбнуться ему своей приводящей в бешенство ухмылкой.
Он свирепо смотрит на его отражение в окне.
- Кто нассал в твои хлопья? Ты такой колючий с тех пор, как я здесь. Погоди! Дай я угадаю. Роберт Дауни-младший?
Его рабочее кресло скрипит, когда он откидывается на спинку и свешивается вниз головой, чтобы хмуро посмотреть на него:
- Кто?
- Твой приятель, Старк!
- Он мне не приятель.
Скорее наоборот, он его раздражает. Вечная заноза в заднице, если у него благодушное настроение. Он скучает по тому времени, когда тот уезжал на свой медовый месяц.
- Похоже, что он думает, что да, если то, как он всегда угрожает мне, чтобы я держался подальше от тебя – это то, от чего можно отталкиваться.
Питер выпрямляется, стул скрипит от резкого движения, и разворачивается.
- Ты шутишь? Он должен заниматься своими делами.
И перестать обращаться со мной как с ребенком.
- Так это он нассал в твои…
- Нет! Никто ничего не делал. Все в порядке. - Он снова поворачивается спиной к Уэйду и прижимается виском к окну, глядя на непрекращающийся дождь.
- Стоп, стоп, стоп. Это из-за дождя? Ты все злишься из-за того, что ты не бьешь на улице плохих парней?
В отражении на стекле Уэйд выглядит довольным как слон. Отвратителен в своем восторге.
Он бормочет что-то бессвязное себе под нос, не желая ни подтверждать, ни лгать, и дважды ударяется лбом о стекло.
- Оу, Пити Пирожочек, кто ж знал, что ты такой трудоголик! Нет, вы правы. Нас уведомляли. Ты скучаешь по насилию, карамелька? Должен разобраться с этой агрессией? Знаешь, большинство людей ходят на терапию.
- Не могу позволить себе терапию.
Он не утруждает себя упоминанием всей этой истории с тайной личностью. Такое ощущение, что на данный момент все это переливание из пустого в порожнее.
- Тогда алкоголь.
- Не могу напиться.
Технически это не так, но для того, чтобы ему дойти до соответствующей кондиции, требуется много усилий и много алкоголя, и на данный момент это даже дороже, чем терапия, и намного менее эффективно.
- Братья по вынужденной трезвости! – радуется Уэйд. – Сначала Клуб мертвых подружек, а теперь…
- Это далеко не точное название, Уэйд. Гвен была моей подругой, а Ванесса была твоей невестой. Одно не соответствует другому.
- Ладно, твое настроение официально вгоняет меня в тоску. Ты же знаешь, что это значит, верно?
- Ты идешь домой?
- Пфф, тебе так просто не отделаться от меня, медвежонок.
- Тогда что?
- Видеоигры! Держу пари, я смогу надрать тебе задницу.
Он поднимает голову и поворачивается к нему лицом:
- Не выйдет, если я надеру тебе первым.
- Когда ты сказал «видеоигры», я подумал, что ты имеешь в виду «Мортал Комбат» или…
- Что не так с «Just Dance»? – требовательно спрашивает Уэйд, отодвигая кофейный столик в сторону. Несколько банок падают на ковер, и он пинает их под стол. – Лично я считаю, что Nintendo недооценивают. Xbox и Playstation – это все одиночные шутеры, онлайн PVP. Что случилось с корпоративными играми, а? С играми Couch PVP? Что если я хочу Просто Потанцевать?
- Это даже не танцы! – Он машет ему своим джойконом. – Пока ты двигаешь контроллер правильно, тебе не нужно…
- Такое впечатление, что ты не думаешь, что сможешь победить меня, Пити Пирожочек. – Глаза пляшут от удовольствия, он приподнимает бровь (или то, что было бы бровью, если бы у него были волосы). – Боишься?
Его глаза сужаются:
- Я надеру тебе задницу.
- Я обожаю, когда ты говоришь о моей заднице. Тебе следует это делать почаще. Проигравший покупает ужин!
- Я склоняюсь к тайской кухне. Ты можешь сделать заказ в любое время.
- О-хо-хо! Ну, держись, лапуля.
- В последний раз повторяю, - выдавливает Питер сквозь стиснутые зубы, - не существует такого понятия, как очки стиля!
- Неважно, - легкомысленно говорит Уэйд, бросая свой джойкон рядом с телевизором и падая рядом с ним на диван, подныривая под его руку, которую он держит на спинке дивана. – Ты по любому по-честному проиграл! Заказывай, коротышка.
- Я тебя ненавижу.
Он хотел бы заявить, что Уэйд был непреодолимым отвлечением, танцующим по гостиной в слишком маленькой одежде – в слишком маленькой одежде Питера – но, если быть честным, Уэйд просто до смешного хорош в этой игре.
- Ты любишь меня. Я хочу четыре чимичанги, два чурр…
- Я знаю твой заказ, - огрызается он. – Четыре тако со всеми начинками, два чурроса с шоколадным соусом и апельсиновая фанта. Я не идиот.
- Видишь, - говорит Уэйд, наклоняясь в его сторону с приводящей в бешенство ухмылкой. – Любишь.
Он закатывает глаза и откидывается назад под предлогом того, что достает телефон из кармана.
- Проехали. Я не могу позволить себе чуррос, так что сегодня только тако.
- Ой, да ладно! Я заслужил эти чуррос!
- Тогда купи их сам.
- Ты портишь мою идеальную вечеринку с ночевкой!
- Не моя проблема.
- Тьфу! Все должен делать сам. Какой смысл выигрывать, если я не получаю приз? Могу я выбрать новый приз? – он оживляется. – Например, поцелуй! – Он нахально морщит губы, и у Питера сводит живот.
- Ты отказался от приза по собственной воле. Больше ты ничего не получишь.
Уэйд стонет и откидывается на спинку дивана:
- Это нечестно! Пожалуйста, Паутинка?
- Договаривайся о лучшем призе в следующий раз. Реванш?
- Если я выиграю, я получу…
- На этот раз просто ради забавы. Никаких призов.
- Ты? Ради забавы? Кто ты? Ты клон? Где мой Пити? Я хочу свою ворчливую, склонную к соперничеству, горячую голову или ничего!
Он проигрывает битву с улыбкой, но компенсирует это тем, что толкает Уэйда в плечо:
- Поторопись и сделай заказ, чтобы мы могли поиграть.
Сумрачный солнечный свет освещает его грязную кухню, пока дождь барабанит по окнам, а Уэйд трясет задницей под «Salt ‘n Peppa». Проснулся он из-за музыки, но с постели его поднял запах панкейков. Несмотря ни на что – мрачную погоду, позднюю ночь, рэп 90-х, пение Уэйда – он не может придумать ничего, под что предпочел бы проснуться.
Он прислоняется к дверному проему и в своем сонном состоянии с упоением смотрит на него. Состояние кожи Уэйда намного лучше, и самодовольная часть его вносит свою лепту, что это по его настоянию, тот заботиться о себе. Он выглядит счастливым. Он выглядит правильно.
Уэйд замечает его и расплывается в улыбке, подзывая его согнутым пальцем, постукивая по лопатке:
“And just rock, baby-pop, don’t stop!
"Stick out your butt and shake what you got!”*
«И просто зажигай, детка, не останавливайся»
«Выпяти свою задницу и потряси тем, что у тебя есть»
_____________________________________________________________________________
* песня Salt-N-Pepa - Shake Your Thang (It's Your Thing)
_____________________________________________________________________________
Он выпрямляется, покачивает бедрами в такт по пути к кофеварке, вызывая громкий хохот Уэйда, который танцуя шимми, следует за ним, подпевая припеву:
“Shake your thang. Ow!
“Do what you wanna do.”
«Потряси своей штукой. Оу!»
«Делай, что хочешь»
Кофе не сварился, а панкейк на плите включает пожарную сигнализацию, но он уже много лет не чувствовал такой светлоты.
Это плохо.
О, это очень плохо.
Его глаза слезятся, когда нейротоксин обжигает ему горло. Комната наполнилась газом через несколько секунд после того, как к нему проникли внутрь через узкое подвальное окно, его паучье чутье предупредило его лишь за мгновение до того, как он получил в лицо эту хрень.
Подкрадывающееся чувство обреченности захлестывает его, когда уголки его зрения затуманиваются. Рядом с ним колени Уэйда ударяются об пол. Ужас сжимает ему горло. Это все? Он сейчас вырубится? То есть Уэйд очнется рядом с его трупом?
Он держится, сколько может, отчаянно подталкивая свое слабеющее тело к окну. Если он сможет выбраться на свежий воздух, тогда…
Его руки подгибаются, а подбородок ударяется о бетонный пол, когда мир вокруг него меркнет.
Он плохо воспринимает реальность, когда приходит в себя, но сразу понимает, где находится.
Его охватывает паника.
- Стоп, - хрипит он. – Выпустите меня отсюда. Дайте мне… - он хватает ртом воздух. – Выпустите меня.
Они так счастливы.
Смеясь и шутя на их с Гарри дерьмовой маленькой кухне, Гвен и Эм Джей так же отчаянно влюблены, как он помнит. Гарри здоров и улыбается. Сам Питер выглядит уставшим, как обычно, но когда Эм Джей тащит его на середину кухни, он идет со смехом. Она кладет его руки себе на бедра, и они танцуют, танцую, танцуют.
Гвен и Эм Джей разделились, держась друг за друга и покачиваясь в такт музыке. Они с Гарри насмешливо делают то же самое, пока Гарри не поводит бровями и не наваливается на него, прижимая к стойке и делая вид, что целует, пока Питер хихикает, а девушки смеются, уткнувшись друг другу в плечи.
Он наблюдает сверху, как какой-то призрак. Его легкие горят.
- Прекратите, - слабо протестует он. Его щеки мокрые. – Пожалуйста, выпустите меня.
Воспоминание меняется.
Он знает, что это будет, еще до того, как оно формируется.
- Не делайте этого. Выпустите меня.
Зеленый гоблин материализуется, хихикая в нескольких дюймах от его носа.
Он отшатывается, к горлу подступает желчь.
- Нет, пожалуйста, - шепчет он. Он весь дрожит. Он не может пережить это вновь. Он не может. – Пожалуйста, не надо.
Норман. Первый и единственный злодей, который раскрыл его личность и жестоко использовал это против него. Не имело значения, что он знал его много лет. Не имело значения, что он был лучшим другом его сына. Он разрушил все.
Гвен.
Она там, и она падает. Несмотря на свои слезы, он видит все так же ясно, как и тогда, когда это произошло. Он – размытое красно-синее пятно, яростно стреляющее паутиной ей вслед, но с этого ракурса до смешного очевидно, что он никогда не успеет дотянуться до нее вовремя.
Его тошнит, когда он слышит хруст ее шеи, влажный треск черепа, ударившегося об пол. А потом он стоит на коленях над ее изломанным телом. Ясные голубые глаза, когда-то яркие и умные, теперь незрячие, пустые. Лужи крови в светлых волосах.
- Гвен, - всхлипывает он. – Гвен, мне так жаль, Гвен. О боже.
Звонит телефон Гвен. Это Эм Джей. Он знал это тогда и знает это сейчас. Конечно, это Эм Джей. Она почувствовала, что случилось. Она знает. Она знает, что он сделал. Жизнь без ее родственной души. Жизнь с этим холодным ощущением пустоты в груди, там, где должна быть связь. Это адская цена за его ошибки. Его некомпетентность. Он должен был быть лучше.
- Это все моя вина. Эм Джей, мне так жаль. Это все моя вина. Прости. Прости.
- Что ты сделал, Питер. – Ее голос эхом раздается вокруг него. Снова и снова. Эти слова эхом отдаются в башне.
Что ты сделал. Что ты сделал. Что ты сделал.
- Питер.
Сейчас он стоит перед Гарри. Он опустошен. Выжат. Пуст. Но Гарри выглядит именно так. Он потный и бледный. Кулак, сжимающий шприц, дрожит. Игла прижата к коже.
- Гарри, нет, - умоляет он. Только не ты тоже. Ты не можешь оставить меня тоже.
- Ты подтолкнул меня к этому! – кричит Гарри, слезы текут по его лицу. – Это единственный способ!
Он втыкает иглу себе в руку и нажимает на поршень.
Зеленый гоблин 2.0 смеется ему в лицо и сильно толкает. Он не сопротивляется. Он не может. Это его лучший друг. Он не может причинить ему вред.
Он падает, падает, падает и падает, а потом врезается в бетон, распластавшись на спине. Ребра сломаны, кровь пузырится между губ. Агония.
- Гарри…
- Гарри мертв! – кричит Зеленый гоблин. – Ты убил его так же, как убил моего отца! Так же, как ты убил Гвен! Ты монстр! Убийца!
- Я не… я не… Это был несчастный случай. Я не мог…
- Оправдания! Ты позволил ему умереть! Ты позволил ей умереть! Ты убийца, Человек-паук.
- Нет! Я бы умер за тебя, Гарри. Я бы умер за любого из вас!
- Докажи.
Мир озаряется вспышкой оранжевого и красного цвета, а затем погружается во тьму и тишину, если не считать одинокого крика боли, пронзающего черноту.
- Господи, да у тебя неплохие легкие, Паутинка!
Он в ловушке. Обездвиженный. Он яростно срывает путы и вырывается на свободу. Что-то трескается.
- Твою мать, блядь! Для чего это было? Паучок? Ты в сознании, приятель?
Желчь подкатывает к горлу так быстро, что он едва успевает задрать маску до носа, прежде чем падает на четвереньки и его выворачивает. Кашляя и усмиряя рвотные позывы, он вытирает рот тыльной стороной руки и осматривается.
Гарри нигде не видно. Взрыв… был взрыв, да? Где разрушения? Дым? Что-нибудь. Он в подвале с потрескавшимся бетоном и влажными стенами. Он один, если не считать…
- Уэйд? – хрипит он, дрожа. – Куда делся Гарри? Я должен… Я должен… - Остановить его? Спасти его? Которого из них снова?
- Малыш, я не знаю, что ты видел, но это не настоящее. Этот стремный урод накачал нас каким-то галлюциногеном. Похоже, тебя сильно зацепило.
- Не настоящее? – повторяет он. Это не так. Это было по-настоящему. Это было. Он помнит все это. Все, что случилось. Все, что он уничтожил. Конечно, это настоящее; это его жизнь. Или то, что от нее осталось.
- Точно, приятель. Все это было у тебя в голове. Все в порядке. Ну, не все. Этот урод все еще на свободе, и мы должны остановить его, верно? Посадить этого придурка за решетку, где ему самое и место? Ты готов к тому, чтобы надрать задницу?
Нет. Он дрожит так сильно, что едва может стоять. Голова раскалывается, а зрение расплывается. Он в шоке от того, что вновь пережил одну из худших ночей в своей жизни и все, что за ней последовало.
Все равно. Раньше это никогда его не останавливало. Он натягивает маску на место.
- Да. Идем.
Он позволяет Дэдпулу вести себя вверх по лестнице. Рука Дэдпула странно свисает вдоль туловища. Он почти уверен, что до нейротоксина такого не было.
- Что случилось с твоей рукой? – спрашивает он.
- Не беспокойся об этом, - коротко говорит Дэдпул. – Она заживет в мгновение ока.
Он хмурится. Это он сделал? У него в голове все перепуталось.
- Ты хочешь, чтобы я держал этого парня, пока ты будешь его бить? Или я прострелю ему коленные чашечки, а потом ты будешь пинать его по яйцам столько раз, сколько захочешь.
- Давай просто покончим с этим, - говорит он. Ему нужно убедиться, что этот наркотик не попадет на улицы, но больше всего на свете ему хочется свернуться калачиком и забыться.
Он не патрулирует уже неделю. Он не может смотреть на свой костюм, не почувствовав при этом гнилостного запаха от бомб Зеленого гоблина или не слыша обвинения в голосе Эм Джей.
Кровь в светлых волосах.
Он забивает на воскресный ужин с тетей Мэй. Уэйд пребывает в нерешительном состоянии. Мэй волнуется. Но он не может с ними разговаривать. Не об этом. Если он потянет за эту ниточку, то полностью распадется. Его вспороли и вырвали внутренности когтями. Он выпотрошен, надломлен, разбит.
Он выполняет свою работу по уборке в университете. Ходит домой. Избегает Уэйда. Выполняет домашние задания. Учится. Иногда вспоминает о еде. Забывает делать необходимые покупки. Избегает Уэйда. Ложится в постель. Снова идет на работу. Не очень утешительная рутина. В этом нет ничего утешительного.
Четверг – это когда Уэйд врывается через окно его гостиной с пушками наперевес.
Кофейник разбивается вдребезги под напором пули, от которой он едва уклоняется. Горячий кофе расплескивается по кухне и заливает его носки.
- КАКОГО ХУЯ ТЫ ТВОР…
Дэдпул снова стреляет.
Он уворачивается от пули и паутиной отбрасывает один пистолет, но Дэдпул уклоняется от второй паутины и прицеливается. Его паучье чутье предупреждающе вспыхивает, и он прыгает на потолок, чтобы избежать следующего выстрела.
Он бросается на него, на полной скорости нанося удар ему в грудь. Они опрокидываются через спинку дивана и падают сквозь кофейный столик. Он легко выпрыгивает из осколков и паутиной выдергивает пистолет у него из руки, забрасывая на потолок.
- Да, дерись со мной! – говорит Уэйд, тяжело дыша, перекатываясь на ноги и готовя кулаки.
- Я… - он смотрит на него. Что, черт возьми, происходит? – Нет. Уэйд, что ты…
- Ладно.
Уэйд выхватывает миниатюрный клинок из потайного кармана на предплечье и бросается на него, целясь в его бедро.
Он отскакивает в сторону, и лезвие Уэйда глубоко вонзается в подлокотник дивана.
- Черт возьми, Уэйд! Да, что с тобой, блядь…
Уэйд разворачивается к нему:
- Сражайся со мной!
- Нет!
- Черт возьми, Питер, дерись со мной!
Он бросается на него с другим клинком, но вместо того, чтобы увернуться, на этот раз он ловит его за запястье. Уэйд готов к этому и притягивает его ближе, когда его паучье чутье предупреждающе взвывает.
Он перестает играть. Вывернув запястье Уэйда, он уворачивается от третьего клинка и ударом ноги в грудь отправляет Уэйда в стену. Прежде чем тот успевает подняться на ноги, он опутывает его там паутиной.
В течение нескольких секунд Уэйд борется, а затем сдается, обмякнув на паутине, покрывающей его грудь и крепко прижимающей его руки к стене.
- Какой же ты жулик, ты в курсе?
- ДА ЧТО С ТОБОЙ, БЛЯДЬ, ТАКОЕ? – взрывается он. – Моя квартира, Уэйд! Мои соседи! Мой кофейник!
- Резиновые пули. Они не пройдут сквозь стены.
- Мой гребаный кофейник, Уэйд! Зачем ты это сделал?!
- Ты меня не слушал! – орет Уэйд, натягивая паутину. – Я должен был что-то сделать, чтобы вернуть тебя!
- Я вообще не уходил, придурок! Я был здесь все это чертово…
- В этом и проблема! – рявкает Уэйд, изо всех сил дергая сдерживающую его паутину, но безрезультатно. – Ты остановился. Ты перестал быть Человеком-пауком. Ты перестал разговаривать. Ты остановил все. Время просыпаться! Что бы ни случилось, что бы ты не видел, все закончилось. Это случилось, и это закончилось, и ты ничего не можешь с этим поделать, кроме как продолжать жить.
Они смотрят друг на друга, тяжело дыша с сжатыми в кулаки руками.
- Мои друзья, - выдыхает он. – Они были моими друзьями, Уэйд. Потом, после всего, я все еще не мог повесить маску. – Он сглатывает. – Это пиздец, разве нет? Человек-паук разорвал жизни моих друзей на куски – мою жизнь на куски – а я все равно не мог это сделать. Я не продержался и недели.
- Тебе нравится быть Человеком-пауком, - говорит Уэйд. – Естественно, ты не мог.
Он смеется, глухо и отрывисто:
- Без Человека-паука никогда бы не было Зеленого гоблина. Я являюсь причиной 100% проблем, которые решаю. Джеймсон прав. Нью-Йорку было бы лучше, если бы я никогда не надевал маску. Все, что я делаю сейчас, это просто устранение последствий.
- Это не так. Ты же в это не веришь.
- Верю. Я активизировался, и вместе со мной активизировалась преступность. Если я…
- Это не так, - настаивает Уэйд. – Все эти суперзлодеи продолжали бы совершать свои преступления, если бы Человек-паук не заставил их выйти на свет. Да, они активизировали свою техническую игру, но ты никого не вынуждал вести преступную жизнь. Ты ни при чем, малыш. Они сделали свой выбор.
Он качает головой. Все не было бы так плохо. Он знает это. Он видел, на что идут злодеи, чтобы не отставать от него. Это его вина, что полиция больше не может конкурировать. Это его вина.
- А как же Мстители, а? – давит Уэйд. – Фантастическая четверка? Люди Икс? Защитники? Они тоже причастны? Или все дело в тебе?
- Это другое! Они надели костюмы, потому что в них была необходимость. Что-то случилось, и им пришлось…
- А ты не поэтому? Зачем ты надел костюм? – требовательно спрашивает Уэйд, но ответа не ждет. – Я знаю тебя. Ты не по прихоти решил стать народным мстителем. Тебя подтолкнули к этому так же, как остальных. Ты увидел что-то, что нужно было исправить, и ты взялся за это. Это не является пороком, Паутинка.
Он качает головой и отворачивается, скрестив руки на груди.
- Что будет, если ты сейчас остановишься? – спрашивает Уэйд. – Думаешь, они отставят свои машины смерти и суперколлайдеры и вернутся к сражениям с мушкетами и кастетами? Я не понимаю! Что выиграет Нью-Йорк от твоего ухода? Что это даст тебе?
Прижав подбородок к груди и повернувшись к Уэйду спиной, он может только повторить:
- Они были моими друзьями, Уэйд.
Уэйд молчит, а потом спрашивает:
- Это из-за чувства вины? Ты наказываешь себя за… ебануться. Избавьте меня от этого. Я знал, что нужны были объятия, а не пистолеты. Чушь собачья! Вы никогда этого не говорили! Это я сказал, что мы должны заключить его в недельные объятия. Вы, идиоты, сказали, что это пустая мечта, и ему нужен пинок под… Нет, нет, нет! Вы не можете винить в этом…
Он меняет настройки своего веб-шутера и распыляет тонкий слой растворителя на участки, прижимающие руки Уэйда к стене. Паутина сразу же начинает растворяться, и через несколько мгновений Уэйд оказывается на свободе и заключает его в объятия.
Он сливается с ним, обвивая руками его спину, пока высокая температура тела Уэйда окутывает его, как знакомое одеяло.
- Копы скоро будут здесь после всего этого шума, - бормочет он. Он не хочет, чтобы Уэйд уходил, но если тот останется, он никак не сможет объяснить это, не объяснив своих отношений с Дэдпулом, а этого нельзя допустить.
- Не, я разложил записки у всех под дверьми, в которых говорится, что мы делаем скетч и чтобы не беспокоились о грохоте и криках.
- Этого недостаточно, чтобы удержать кого-то от звонка.
- Если автор говорит, что это так, то это так, и я не слышу сирен, а ты?
Он утыкается лбом в плечо Уэйда и недовольно фыркает носом:
- Ты уверен, что ни одна из пуль не прошла сквозь стены?
- Абсолютно. Проверил это у себя, прежде чем прийти.
- Уэйд! – он отстраняется, чтобы шлепнуть его, но обнаруживает, что его футболка приклеена к паутине все еще разбрызганной по груди Уэйда, и его обнаженные бицепсы плотно прижаты к ребрам Уэйда. – Уэйд, ты идиот, мы приклеились.
Уэйд сияет улыбкой всего в нескольких дюймах от его носа:
- Все идет по плану!
Он дергает руками и шипит, когда натягивает плоть:
- Я ненавижу тебя.
Уэйд утыкается носом в его волосы:
- Я скучал по тебе, малыш.
- Ты должен мне 1000 долларов и новый кофейник. – Он делает паузу, а затем добавляет. – И месяц бесплатного ужина за моральный ущерб. И новое окно. И новый кофейный столик.
- Стоило того. За что тысяча долларов?
- Гарантийная сумма, которую я не верну.
- А, да, понял тебя, приятель.
- Не думаю, что мне хватит полотенец, чтобы убрать стекло и кофе по всей кухне.
- Мы помоем ее шваброй.
- Не думаю, что у меня есть швабра.
Уэйд смеется, его грудь сотрясается от смеха, и он прижимается щекой к его макушке, крепче обхватывая его руками. Питер расслабляется в его объятиях.
- Помню, что я думал, что ты совершенство в костюме из спандекса.
Питер фыркает:
- Должно быть, это было грубое пробуждение.
- Неа, - легко отвечает Уэйд. – Это было самое лучшее пробуждение. Подожди, второе место. Ничто не сравнится с тем временем с Тором.
- Такого не было.
- Завидуешь?
- Я знаю, что ты лжешь.
- Почему ты так уверен? – выдыхает он. – Ты тоже в него влюблен?!
- Все влюблены в Тора, Уэйд.
Позже, после растворения паутины, они оказываются бок о бок на диване. Он смог отговорить Уэйда от его первоначальной угрозы обниматься целую неделю и убедил его довольствоваться обниманием за плечи, пока не уснет. Он бы не солгал, если бы сказал, что большая его часть впитывала каждое мгновение и стремилась бодрствовать как можно дольше.
Но даже он может бороться со сном только до тех пор, пока тот не свалит его с ног.
- Уэйд, - бормочет он, его веки, как шлакоблоки, привязанные к ногам, потерпевших провал, мафиози.
Уэйд мычит и проводит большим пальцем по его плечу.
- Что ты видел?
Уэйд напрягается:
- Что?
Глупый. Глупый вопрос. Ему не следовало спрашивать.
- Ты не обязан мне говорить, - сразу же говорит он. – Я просто… забудь об этом.
Дурак. Бесчувственный. Эгоист.
Зачем Уэйду рассказывать ему, если он даже не может себя заставить рассказать о том, что видел? Он знает, насколько тяжело пришлось Уэйду. Даже если его симптомы ПТСР были не столь очевидны, как они есть, Щ.И.Т. очень тщательно хранит их наличие в своих файлах. Это чудо, что он продолжает функционировать после всего, что с ним сделало Оружие Икс.
Дурак.
- Там не было ничего такого, чего бы я уже не привык видеть, - говорит Уэйд через минуту с осторожностью, чего обычно не бывает. – Тебе не нужно беспокоиться обо мне, Паутинка.
Он хмурится:
- Уэйд…
- Не разговаривай со мной таким тоном, - легкомысленно говорит он, щипая его за бицепс. – Я в порядке, Пити. Серьезно. Какое-то время дела шли не очень хорошо, но теперь стало лучше, когда… Теперь, когда… мне лучше, ясно?
- Теперь, когда что? – настаивает он, любопытство подавляет его тактичность, ту немногую, которой он обладает.
Уэйд не отвечает. Он обхватывает рукой его за талию и сжимает в кулаке его футболку, прижимая к себе, когда наклоняется к нему.
Он сразу понимает, что ему не нужно, чтобы тот ему это говорил. Он понимает. Он понимает это лучше, чем кто-либо другой. Когда рядом с тобой есть кто-то, кто видит тебя с самой плохой стороны и все равно принимает тебя, это меняет все. Это не стирает тяготы и эмоциональную травму. Присутствие Уэйда в его жизни не привело его в порядок. Но он чувствует себя сильнее, когда тот рядом. Одобряемым. Понятым.
Лучше.
Он прижимается виском к груди Уэйда и так тихо, что едва слышит это, шепчет:
- Мне тоже.
Бойкий, дробный стук во входную дверь отвлекает его от меланхолических мыслей.
Его рабочий стул медленно поворачивается, пока его плечи не оказываются на одном уровне с дверью на другой стороне гостиной. Не многие знают, где его найти, и из тех немногих, кто знает, только один постучал бы так и… продолжал бы… стучать.
Стук перерос в то, что звучит, как полноценная песня, хотя он и не может уловить, какая именно. Он не в настроении иметь дело с гиперактивностью Уэйда. Он устал. Нет, не устал. Ему скучно, но такая скука, когда ты не можешь заставить себя что-то делать. Унылая вялость.
- Открой эту чертову дверь! – кричит пронзительный голос из соседней квартиры.
Оу. Верно. Уэйд все еще стучит.
На свинцовых ногах он тащится к двери, отпирает ее и, открыв, обнаруживает с другой стороны Дэдпула, полностью экипированного.
Он чуть не проглатывает свой язык.
- AХХХ АХ-АХ АХ-Я… ПОДСЕЛ НА ЧУВСТВО*…
_____________________________________________________________________________
* песня Blue Swede - Hooked On a Feeling
_____________________________________________________________________________
Он бросается вперед и втаскивает его внутрь, не обращая внимания на песню, которой тот заливается, затем проверяет, нет ли кого поблизости, прежде чем захлопнуть дверь.
Он сильно толкает Уэйда в грудь.
- Какого черта, по-твоему, ты делаешь?! – шипит он ему в лицо.
- Свирепствует буря! – радостно говорит Уэйд, нисколько не беспокоясь об агрессии, исходящей от него волнами. – Поэтому я знал, что ты будешь дома. Ты никогда никуда не ходишь, кроме как на работу, на другую работу и…
- Я не об этом! Какого черта ты делаешь в роли Дэдпула снаружи квартиры Питера Паркера?! Ты пытаешься разоблачить мою личность?
- Я… - Дэдпул смотрит на него, маска внезапно становится пустой. – То есть… нельзя, чтобы меня видели с тобой? Прошлый раз ты не возражал, когда я зашел к тебе.
«Прошлый раз» был месяц назад. Он сказал Уэйду свое полное имя, и тому потребовалось менее 24 часов, чтобы разыскать его квартиру и появится у входной двери с горой коробок с пиццей и огромной спортивной сумкой на плече, битком набитой одеялами, закусками и видеоиграми. Он согласился на пиццу, но отказался от ночной игры, потому что ему еще нужно было патрулировать, писать отчет и утром идти на работу, затем днем на занятия, а вечером снова патрулировать. И так по кругу.
Спортивная сумка была отброшена в угол и с тех пор валяется кучей рядом с телевизором.
- В прошлый раз, - шипит Питер, - ты был Уэйдом, а не Дэдпулом. Все знают, что Человек-паук и Дэдпул дружат! Ты не можешь… Мы не можем…
Он втягивает воздух, чтобы продолжить свою отповедь, и тот свистит у него в горле.
Блядь. У него не будет приступа паники из-за этого. Нет.
Он разворачивается на каблуках и направляется на кухню, надеясь, что Уэйду хватит здравого смысла, чтобы не идти за ним. Он не осознает, что у него дрожат руки, пока не пытается достать стакан из посудомоечной машины, и тот чуть не выпадает у него из пальцев.
- Пити Пирожочек, я не хочу тебя расстраивать, - говорит Уэйд, странно мягко забирая у него стакан и ставя его под кран, - но все знают, что Уэйд Уилсон и Дэдпул – один и тот же человек, помнишь? Ладно, может быть, не все, но в маске или без маски, люди знают, кто я такой. Однозначно никто с легкостью не забудет мое свежевытраханое старое лицо авокадо, понимаешь? Не из-за отсутствия попыток.
Это самое худшее, что он мог сказать.
Он опускается на пол и прислоняется спиной к шкафу, наслаждаясь острым уколом ручки в позвоночник, и зажмуривает глаза, пытаясь выровнять дыхание, прежде чем у него начнется гипервентиляция и он потеряет сознание.
- Мы что-нибудь придумаем, - быстро говорит Уэйд.
Стакан с водой засовывается ему между рук, и только его липкие пальцы спасают его от облитых водой коленей.
- Я больше не буду пользоваться твоей входной дверью! Я буду пользоваться окном. Или ты всегда можешь прийти ко мне в образе Паучка, а потом переодеться в нормальный вид. Я никому не позволю связать эти факты в единое целое, хорошо? И если кто-то это сделает, я пристрелю его прежде, чем он успеет тронуть хоть волосок на твоей хорошенькой головке.
Он откидывает голову на шкаф:
- Уэйд.
Ему только кажется, или ему становится легче дышать?
- Ладно, тогда на хорошенькой головке твоей тетушки!
Он открывает глаза:
- Уэйд.
Его сердце все еще сильно бьется в груди, но не учащается.
Уэйд вытаскивает соломинку из старого фастфудного стаканчика и опускает ее в стакан с водой:
- У нас все получится, я обещаю. Я буду вести себя наилучшим обр…
- Уэйд, - устало произносит он. Кто бы мог подумать, что болтовня Уэйда успокоит его?
- Выпей, малыш. – Он прижимает стакан ближе к его лицу.
Он пристально смотрит, но выпивает половину стакана, прежде чем сказать:
- Если кто-нибудь узнает, кто я, ты не будешь его убивать.
- Даже если это будет плохой парень? Он всем расскажет. Он разрушит твою жизнь.
Он отрешенно смеется, желудок подступает к горлу. Это все уже было.
Уэйд наклоняет голову набок и с любопытством смотрит на него.
- Я не хочу об этом говорить. Просто… - он осторожно дышит, преодолевая тревогу, все еще бурлящую у него под кожей, как жидкий статический заряд. – Обещай, что никого не убьешь из-за меня. Я имею в виду, никого не убивай, но особенно из-за меня.
Уэйд садится перед ним, скрестив ноги:
- Но Пити…
- Ты не снимешь свою маску?
Назовите его избалованным, но он скучает по лицу Уэйда, его выражениям, его мыслям, и это несправедливо, что он сидит на полу в своей кухне, балансируя на грани панической атаки, без щитов и преград, а Уэйд прячется за маской.
Уэйд замирает:
- Нет, сегодня не могу, малыш. Под ней довольно все не очень хорошо.
- День плохой кожи? – спрашивает он, нахмурившись. – А костюм не усугубляет ситуацию?
- Оно того стоит, - говорит Уэйд, внезапно ухмыляясь сквозь маску. – Я не мог упустить возможность наконец-то устроить вечеринку с ночевкой!
- А… что? Мне надо…
- Ничего! – перебивает Уэйд, до отвращения жизнерадостный. – Тебе нечем заняться. Ты не можешь патрулировать из-за грозы. Я проверил радар. Она должна продолжаться всю ночь и до завтра.
- Ладно, но…
- И сегодня суббота, - наседает Уэйд. – Что значит, что завтра нет никаких занятий или работы. На этот раз не отвертишься! Мы будем есть еду на вынос, играть в видеоигры, красить друг другу ногти и не спать всю ночь, сплетничая, а завтра я сделаю панкейки! Это будет самая крутая ночевка в…
- По воскресеньям я навещаю свою тетю.
Уэйд плюхается на спину, шлепнув кожаным костюмом по линолеуму:
- Да ладно тебе! У меня было все идеально распланировано, и я целую вечность ждал идеального шторма – оцени, черт возьми, игру слов – и он, наконец, наступил, а моя кожа пытается вскипеть, но я все равно надеваю костюм и я…
- Уэйд, - говорит он со вздохом. – Сними свою маску, и мы устроим вечеринку с ночевкой.
Уэйд приподнимается на локтях и щурится на него своими незрячими белыми глазами:
- Ты избегал этой ночевки больше года. Почему ты так сильно хочешь, чтобы я снял свою маску?
Я не хочу, чтобы ты прятался от меня. Я хочу, чтобы ты доверял мне.
- Как прикажешь мне веселиться, если я знаю, что тебе все время будет некомфортно? Ты же знаешь, что меня это не беспокоит, да?
Уэйд хмурится, стягивая маску вокруг рта:
- Такого ты еще не видел. Ты не знаешь, о чем говоришь.
- Ты тоже, - он с вызовом вздергивает подбородок.
- Ты упрямый мальчишка, - говорит Уэйд, не делая ни малейшего движения, чтобы снять маску.
- А ты упрямый засранец. И что дальше? Мы устраиваем вечеринку с ночевкой или нет?
Уэйд со вздохом садится:
- Паутинка…
- Что, по-твоему, я сделаю? Убегу с криками? Сними ее, Уэйд.
- Что если тебя стошнит?
- Не стошнит. Если я могу практически впасть в паническую атаку на глазах у тебя, то ты можешь снять маску. Это и есть равенство.
- С моей стороны так не кажется.
- Ты не понимаешь, - отрезает он. – Прямо сейчас ты сидишь в моей квартире, Уэйд. Ты знаешь мое лицо, мое полное имя, где я живу, куда я хожу на учебу и что я Человек-паук. Ты знаешь, сколько людей знают все это?
Уэйд качает головой.
- Один.
Уэйд смотрит на него, маска пуста и неподвижна, плечи сгорблены, почти касаются ушей.
- Возможно, это не кажется чем-то таким уж значимым, но… моя тайная личность - это все. Я стараюсь, ясно? Раньше я скрывал свою личность от друга, и все закончилось… плохо. Я стараюсь стать лучше, но это очень тяжело. Я доверяю тебе, но… это пугает меня до усрачки, понимаешь?
- Ты думаешь, я тебе не доверяю? – спрашивает он.
- Я не это имею в виду. А может и так, я не знаю. Я просто… я знаю, для тебя это очень серьезно, но давай. Это всего лишь кожа, Уэйд. Меня не волнует твоя кожа, - он ухмыляется. – Если твоя личность меня не отпугнула, то твое лицо точно не отпугнет.
Уэйд фыркает, и напряжение, наконец, спадает, когда его плечи опускаются:
- Думаю, это справедливое замечание, - он теребит пальцами нижний край своей маски и говорит, - ты уверен, что тебя не стошнит?
Он приподнимает брови:
- Помнишь, ты сказал, что я не смогу съесть две большие двойные пиццы с пепперони, находясь при этом вниз головой?
- Точно. Мне жаль, что я когда-либо сомневался в твоем железном животе.
- Чертовски верно.
Уэйд снимает свою маску, как будто сдирает пластырь.
Питер втягивает воздух сквозь зубы. Его кожа обычно покрыта оспинами и неровностями, но сегодня она раздраженно-розового цвета с мокнущим пятном на подбородке и скоплениями ярко-красных язв, усеивающих кожу головы и щеки.
- Выглядит ужасно, - бормочет Уэйд, делая движение, чтобы снова одеть маску.
Питер выхватывает ее у него и, прежде чем тот успевает возразить, прилепляет паутиной к потолку.
- Эй!
- Выглядит, как будто это больно. Зачем ты мучаешь себя? – Он не дожидается ответа, прежде чем вскочить на ноги, не обращая внимания на липкое пятно, с которого убирает руку. Когда он в последний раз мыл пол? У него есть швабра? Он ставит свою воду на кухонную стойку рядом со старым, пропитанным жиром, бумажным пакетом. – Я готовлю ванну.
- Паутинка…
Он поворачивается к нему лицом, все еще сидя на полу со скрещенными ногами.
- Это не обсуждается, Уэйд. – Господи, он говорит, как дядя Бен. Черт. – Если так везде, ты не останешься в этой штуке. Это только усугубляет ситуацию. Тебе нужно что-то дышащее, а не кожаное. Иди, выбери какую-нибудь одежду. Я дам тебе знать, когда ванна будет готова.
Он сердито удаляется в ванную и быстро промывает ее, прежде чем включить воду и дать ей наполниться.
Взгромоздившись на унитаз, он обращается за советом к Google. У него нет ничего для овсяной ванны, но он почти уверен, что у него где-то есть пищевая сода, и он может сбегать на улицу в магазин за лосьоном, пока Уэйд отмокает.
Приняв решение, он возвращается на кухню и с радостью обнаруживает, что Уэйда нет на полу. Судя по приглушенному бормотанию, доносящемуся из его комнаты, он догадывается, что в кои-то веки тот делает то, что ему сказали. После обнаружения пищевой соды и добавления ее в ванну, он размешивает ее рукой и выключает воду.
Затем он заглядывает в свою спальню и обнаруживает, что его футболки разложены по всем поверхностям, а Уэйд, сгорбившись посреди этого хаоса, хихикает в кулак.
Вздохнув, он прислоняется к дверному косяку. Надо было сразу догадаться.
- Серьезно?
Уэйд улыбается ему, широко раскрытые глаза горят от восторга:
- Я всегда знал, что ты заядлый ботаник, но это уже следующий уровень. Тридцать пять, - радостно кричит он. – У тебя есть тридцать пять футболок с каламбурами. Я никогда в жизни не был так сильно влюблен. Прости, Несс. Ты была крутой малышкой, но это… Вау. Просто вау.
- Ты что-нибудь выбрал? В Интернете пишут, что хлопок – это хорошо.
- Как я вообще могу выбрать? Они все так одинаково прекрасны!
- Просто выбери. Ванна остывает.
- Да, дорогая мамочка.
Несмотря на свое ворчание, у него похоже нет проблем с выбором его самой старой и поношенной футболки. Хороший выбор. Мягкая, просторная и выцветшая практически до розового цвета от многих лет постоянного использования.
После одной ванны и похода в магазин, Уэйд голый по пояс расхаживает по его крошечной ванной, пока Питер капает дождевой водой в дверном проеме с бутылкой лосьона в руке, переключаясь между «не смотреть» и «уважительно смотреть». Его кожа уже намного лучше.
- Почему ты не предупредил меня, что один из твоих друзей-пауков прячется в углу? – требовательно спрашивает Уэйд, размахивая руками и чуть не выбрасывая стаканчик с его зубной щеткой в мусорное ведро. – Я выставлял свой член и все такое!
Он бросает на него недоверчивый взгляд:
- Откуда мне было знать? Я не… Я не как Человек-муравей, только для пауков! Я не могу с ними разговаривать!
- Но… твое паучье чутье?
Питер пристально смотрит на него:
- Это не… Мое паучье чутье распознает только реальные угрозы. Угрозы, направленные на меня. Это не значит предупреждать меня о каждом маленьком неудобстве, с которым можно столкнуться.
Уэйд перестает расхаживать:
- Подожди. Ты хочешь сказать, что твое паучье чутье не чует пауков? Я думал, в этом все дело?
- Ты… Ты д-думал… - он сгибается пополам, смеясь так сильно, что на мгновение ему кажется, что его действительно может стошнить. Лосьон выскальзывает у него из пальцев и падает на пол. – Т-ты…
- Прежде всего, я совершенно прав в том… Конечно, я думал… Убирайся, - Уэйд поднимает лосьон и выпроваживает его из ванной, хлопнув дверью у него за спиной. – Не уходи далеко, Мальчик-паук! Кому-то нужно будет намазать мне спину!
Он перестает ржать.
***
- Для того, кто утверждает, что его не волнует моя кожа, ты, похоже, до ужаса много о ней заботишься.
- Меня не волнует твоя кожа. Я забочусь о тебе, тупица. Если тебе больно, я хочу это исправить.
С клинической эффективностью он смазывает лосьоном середину спины Уэйда. На него не действуют ни перекаты мускулов под рукой, ни широкие плечи, ни маленькая ямочка над поясом одолженных у него спортивных штанов, ни жар его тела.
Совершенно.
Абсолютно.
Не действуют.
Он закрывает лосьон и ставит его в раковину, пока Уэйд натягивает футболку.
«Все хорошие шутки химии – Аргон*» - растягивается у него на груди, а рукава облегают его бицепсы гораздо плотнее, чем когда-либо на нем. Уэйд дергает за подол, но тот не дотягивает до пояса штанов.
_____________________________________________________________________________
* Хим. элемент Аргон на английском звучит как «are gone» - «закончились», поэтому «Все хорошие шутки химии закончились».
_____________________________________________________________________________
Ну. Это будет пыткой.
Он не знает, что за выражение у него на лице, но Уэйд пристально смотрит на него тяжелым взглядом. Он не может встретиться с ним взглядом. Он не знает, что увидит. Он не знает, что произойдет в его тесной ванной, все еще наполненной паром, если Уэйд посмотрит на него с жаром в глазах.
- Эй, Пити, - говорит Уэйд слишком мягким голосом.
Его штаны все еще влажные от дождя, когда он вытирает излишки лосьона о свои бедра.
- Да? – спрашивает он плечо Уэйда.
- Почему ты… Иногда я…
Он встречается взглядом с Уэйдом, озадаченный неуверенностью, сквозившей в его тоне. Он хмурится, вглядываясь в его широко раскрытые глаза, опущенные уголки губ, тревожную линию лба. Уэйд должен быть шумным, беспардонно-несносным, и вызывающе-смешным. Он не должен быть застенчивым, робким или что бы это ни было еще.
Уэйд опускает взгляд в пол.
- Неважно, - бормочет он, скрещивая руки на груди.
С нового ракурса он замечает белое пятнышко на ухе Уэйда и негромко фыркает:
- Пропустил одно место, - тихо говорит он.
Протянув руку, он подушечкой большого пальца вытирает каплю лосьона с ушной раковины. От Уэйда исходит жар, сильнее, чем от большинства людей, поскольку его тело постоянно борется с раком. Это притягивает его, как ящерицу к нагретому солнцем камню.
Уэйд отрывается от созерцания плитки под своими босыми ногами, в его глазах появляется удивление, когда Питер наносит лосьон на кончик его носа.
Он ухмыляется и говорит:
- Вот. Теперь ты идеальный.
Уэйд улыбается, и все, что бы он ни пытался сказать, становится неуместным.
***
Он трус. Большой жалкий трус.
Все, о чем он может думать, это его родственная душа. Его глупая отсутствующая родственная душа. Как будто та провела всю свою жизнь специально укрытая с головы до пят, чтобы избежать любого взаимодействия с ним.
Он воздерживается от того, чтобы жить своей жизнью, и ради чего? Ради кого? После укуса паука он решил, что он не может никого втягивать в эту неразбериху, которую он называет жизнью, и это убеждение только укрепилось после Гвен и всего остального, но это не освобождает его от обязательства, которое он чувствует перед безымянным человеком на другом конце этой теплой точки в его груди. Он прикован к этому человеку, которого он никогда не встречал, и который никогда не удосуживался даже поздороваться с ним, и он ненавидит это. Он ненавидит его.
Будь он посмелее, он бы послал его и позволил себе хотеть Уэйда. Если бы он не боялся, что однажды они найдут друг друга, и тогда… Насколько это было бы справедливо по отношению к Уэйду? Он не может так рисковать. Уэйд знает, что у него есть родственная душа. Он знает. Он знает, почему они могут быть только друзьями.
Верно?
Шквал ливня хлещет по окну, и подоконник врезается ему в лоб, но он не выходит из своего оцепенения, пока Уэйд бушует позади него, как комар, решивший, что его прихлопнут до конца дня. Они не общались после ванны. Он едва может смотреть на него без желания сунуть голову в ведро с ледяной водой. Это сводит его с ума. Почему он не может потусоваться со своим другом без этого странного напряжения?
Хотя, учитывая то, что вытворяет Уэйд, это, возможно, еще долго не будет проблемой. Желание поцеловать его быстро уступает место желанию заткнуть ему рот паутиной.
- Если мне придется выслушать еще одну тираду Джеймсона, я отправлюсь в «Бьюгл» и выскажу ему все, что я думаю. Угроза опутыванием паутиной! Террорист Человекпаук! Ты слышал, что он…
- Я слышу, как ты говоришь это без дефиса, - огрызается он, дерзость проистекает из сентиментального созерцания дождя и мелких жестокостей жизни. – Правильно Человек-паук. Убери мое имя из своих уст, если не собираешься произносить его правильно.
- Ооо, вот и наша старая добрая злючка, - восклицает Уэйд, заваливаясь на диван животом, чтобы подпереть подбородок руками и улыбнуться ему своей приводящей в бешенство ухмылкой.
Он свирепо смотрит на его отражение в окне.
- Кто нассал в твои хлопья? Ты такой колючий с тех пор, как я здесь. Погоди! Дай я угадаю. Роберт Дауни-младший?
Его рабочее кресло скрипит, когда он откидывается на спинку и свешивается вниз головой, чтобы хмуро посмотреть на него:
- Кто?
- Твой приятель, Старк!
- Он мне не приятель.
Скорее наоборот, он его раздражает. Вечная заноза в заднице, если у него благодушное настроение. Он скучает по тому времени, когда тот уезжал на свой медовый месяц.
- Похоже, что он думает, что да, если то, как он всегда угрожает мне, чтобы я держался подальше от тебя – это то, от чего можно отталкиваться.
Питер выпрямляется, стул скрипит от резкого движения, и разворачивается.
- Ты шутишь? Он должен заниматься своими делами.
И перестать обращаться со мной как с ребенком.
- Так это он нассал в твои…
- Нет! Никто ничего не делал. Все в порядке. - Он снова поворачивается спиной к Уэйду и прижимается виском к окну, глядя на непрекращающийся дождь.
- Стоп, стоп, стоп. Это из-за дождя? Ты все злишься из-за того, что ты не бьешь на улице плохих парней?
В отражении на стекле Уэйд выглядит довольным как слон. Отвратителен в своем восторге.
Он бормочет что-то бессвязное себе под нос, не желая ни подтверждать, ни лгать, и дважды ударяется лбом о стекло.
- Оу, Пити Пирожочек, кто ж знал, что ты такой трудоголик! Нет, вы правы. Нас уведомляли. Ты скучаешь по насилию, карамелька? Должен разобраться с этой агрессией? Знаешь, большинство людей ходят на терапию.
- Не могу позволить себе терапию.
Он не утруждает себя упоминанием всей этой истории с тайной личностью. Такое ощущение, что на данный момент все это переливание из пустого в порожнее.
- Тогда алкоголь.
- Не могу напиться.
Технически это не так, но для того, чтобы ему дойти до соответствующей кондиции, требуется много усилий и много алкоголя, и на данный момент это даже дороже, чем терапия, и намного менее эффективно.
- Братья по вынужденной трезвости! – радуется Уэйд. – Сначала Клуб мертвых подружек, а теперь…
- Это далеко не точное название, Уэйд. Гвен была моей подругой, а Ванесса была твоей невестой. Одно не соответствует другому.
- Ладно, твое настроение официально вгоняет меня в тоску. Ты же знаешь, что это значит, верно?
- Ты идешь домой?
- Пфф, тебе так просто не отделаться от меня, медвежонок.
- Тогда что?
- Видеоигры! Держу пари, я смогу надрать тебе задницу.
Он поднимает голову и поворачивается к нему лицом:
- Не выйдет, если я надеру тебе первым.
***
- Когда ты сказал «видеоигры», я подумал, что ты имеешь в виду «Мортал Комбат» или…
- Что не так с «Just Dance»? – требовательно спрашивает Уэйд, отодвигая кофейный столик в сторону. Несколько банок падают на ковер, и он пинает их под стол. – Лично я считаю, что Nintendo недооценивают. Xbox и Playstation – это все одиночные шутеры, онлайн PVP. Что случилось с корпоративными играми, а? С играми Couch PVP? Что если я хочу Просто Потанцевать?
- Это даже не танцы! – Он машет ему своим джойконом. – Пока ты двигаешь контроллер правильно, тебе не нужно…
- Такое впечатление, что ты не думаешь, что сможешь победить меня, Пити Пирожочек. – Глаза пляшут от удовольствия, он приподнимает бровь (или то, что было бы бровью, если бы у него были волосы). – Боишься?
Его глаза сужаются:
- Я надеру тебе задницу.
- Я обожаю, когда ты говоришь о моей заднице. Тебе следует это делать почаще. Проигравший покупает ужин!
- Я склоняюсь к тайской кухне. Ты можешь сделать заказ в любое время.
- О-хо-хо! Ну, держись, лапуля.
***
- В последний раз повторяю, - выдавливает Питер сквозь стиснутые зубы, - не существует такого понятия, как очки стиля!
- Неважно, - легкомысленно говорит Уэйд, бросая свой джойкон рядом с телевизором и падая рядом с ним на диван, подныривая под его руку, которую он держит на спинке дивана. – Ты по любому по-честному проиграл! Заказывай, коротышка.
- Я тебя ненавижу.
Он хотел бы заявить, что Уэйд был непреодолимым отвлечением, танцующим по гостиной в слишком маленькой одежде – в слишком маленькой одежде Питера – но, если быть честным, Уэйд просто до смешного хорош в этой игре.
- Ты любишь меня. Я хочу четыре чимичанги, два чурр…
- Я знаю твой заказ, - огрызается он. – Четыре тако со всеми начинками, два чурроса с шоколадным соусом и апельсиновая фанта. Я не идиот.
- Видишь, - говорит Уэйд, наклоняясь в его сторону с приводящей в бешенство ухмылкой. – Любишь.
Он закатывает глаза и откидывается назад под предлогом того, что достает телефон из кармана.
- Проехали. Я не могу позволить себе чуррос, так что сегодня только тако.
- Ой, да ладно! Я заслужил эти чуррос!
- Тогда купи их сам.
- Ты портишь мою идеальную вечеринку с ночевкой!
- Не моя проблема.
- Тьфу! Все должен делать сам. Какой смысл выигрывать, если я не получаю приз? Могу я выбрать новый приз? – он оживляется. – Например, поцелуй! – Он нахально морщит губы, и у Питера сводит живот.
- Ты отказался от приза по собственной воле. Больше ты ничего не получишь.
Уэйд стонет и откидывается на спинку дивана:
- Это нечестно! Пожалуйста, Паутинка?
- Договаривайся о лучшем призе в следующий раз. Реванш?
- Если я выиграю, я получу…
- На этот раз просто ради забавы. Никаких призов.
- Ты? Ради забавы? Кто ты? Ты клон? Где мой Пити? Я хочу свою ворчливую, склонную к соперничеству, горячую голову или ничего!
Он проигрывает битву с улыбкой, но компенсирует это тем, что толкает Уэйда в плечо:
- Поторопись и сделай заказ, чтобы мы могли поиграть.
***
Сумрачный солнечный свет освещает его грязную кухню, пока дождь барабанит по окнам, а Уэйд трясет задницей под «Salt ‘n Peppa». Проснулся он из-за музыки, но с постели его поднял запах панкейков. Несмотря ни на что – мрачную погоду, позднюю ночь, рэп 90-х, пение Уэйда – он не может придумать ничего, под что предпочел бы проснуться.
Он прислоняется к дверному проему и в своем сонном состоянии с упоением смотрит на него. Состояние кожи Уэйда намного лучше, и самодовольная часть его вносит свою лепту, что это по его настоянию, тот заботиться о себе. Он выглядит счастливым. Он выглядит правильно.
Уэйд замечает его и расплывается в улыбке, подзывая его согнутым пальцем, постукивая по лопатке:
“And just rock, baby-pop, don’t stop!
"Stick out your butt and shake what you got!”*
«И просто зажигай, детка, не останавливайся»
«Выпяти свою задницу и потряси тем, что у тебя есть»
_____________________________________________________________________________
* песня Salt-N-Pepa - Shake Your Thang (It's Your Thing)
_____________________________________________________________________________
Он выпрямляется, покачивает бедрами в такт по пути к кофеварке, вызывая громкий хохот Уэйда, который танцуя шимми, следует за ним, подпевая припеву:
“Shake your thang. Ow!
“Do what you wanna do.”
«Потряси своей штукой. Оу!»
«Делай, что хочешь»
Кофе не сварился, а панкейк на плите включает пожарную сигнализацию, но он уже много лет не чувствовал такой светлоты.
***
Год и десять месяцев с момента начала
Это плохо.
О, это очень плохо.
Его глаза слезятся, когда нейротоксин обжигает ему горло. Комната наполнилась газом через несколько секунд после того, как к нему проникли внутрь через узкое подвальное окно, его паучье чутье предупредило его лишь за мгновение до того, как он получил в лицо эту хрень.
Подкрадывающееся чувство обреченности захлестывает его, когда уголки его зрения затуманиваются. Рядом с ним колени Уэйда ударяются об пол. Ужас сжимает ему горло. Это все? Он сейчас вырубится? То есть Уэйд очнется рядом с его трупом?
Он держится, сколько может, отчаянно подталкивая свое слабеющее тело к окну. Если он сможет выбраться на свежий воздух, тогда…
Его руки подгибаются, а подбородок ударяется о бетонный пол, когда мир вокруг него меркнет.
***
Он плохо воспринимает реальность, когда приходит в себя, но сразу понимает, где находится.
Его охватывает паника.
- Стоп, - хрипит он. – Выпустите меня отсюда. Дайте мне… - он хватает ртом воздух. – Выпустите меня.
Они так счастливы.
Смеясь и шутя на их с Гарри дерьмовой маленькой кухне, Гвен и Эм Джей так же отчаянно влюблены, как он помнит. Гарри здоров и улыбается. Сам Питер выглядит уставшим, как обычно, но когда Эм Джей тащит его на середину кухни, он идет со смехом. Она кладет его руки себе на бедра, и они танцуют, танцую, танцуют.
Гвен и Эм Джей разделились, держась друг за друга и покачиваясь в такт музыке. Они с Гарри насмешливо делают то же самое, пока Гарри не поводит бровями и не наваливается на него, прижимая к стойке и делая вид, что целует, пока Питер хихикает, а девушки смеются, уткнувшись друг другу в плечи.
Он наблюдает сверху, как какой-то призрак. Его легкие горят.
- Прекратите, - слабо протестует он. Его щеки мокрые. – Пожалуйста, выпустите меня.
Воспоминание меняется.
Он знает, что это будет, еще до того, как оно формируется.
- Не делайте этого. Выпустите меня.
Зеленый гоблин материализуется, хихикая в нескольких дюймах от его носа.
Он отшатывается, к горлу подступает желчь.
- Нет, пожалуйста, - шепчет он. Он весь дрожит. Он не может пережить это вновь. Он не может. – Пожалуйста, не надо.
Норман. Первый и единственный злодей, который раскрыл его личность и жестоко использовал это против него. Не имело значения, что он знал его много лет. Не имело значения, что он был лучшим другом его сына. Он разрушил все.
Гвен.
Она там, и она падает. Несмотря на свои слезы, он видит все так же ясно, как и тогда, когда это произошло. Он – размытое красно-синее пятно, яростно стреляющее паутиной ей вслед, но с этого ракурса до смешного очевидно, что он никогда не успеет дотянуться до нее вовремя.
Его тошнит, когда он слышит хруст ее шеи, влажный треск черепа, ударившегося об пол. А потом он стоит на коленях над ее изломанным телом. Ясные голубые глаза, когда-то яркие и умные, теперь незрячие, пустые. Лужи крови в светлых волосах.
- Гвен, - всхлипывает он. – Гвен, мне так жаль, Гвен. О боже.
Звонит телефон Гвен. Это Эм Джей. Он знал это тогда и знает это сейчас. Конечно, это Эм Джей. Она почувствовала, что случилось. Она знает. Она знает, что он сделал. Жизнь без ее родственной души. Жизнь с этим холодным ощущением пустоты в груди, там, где должна быть связь. Это адская цена за его ошибки. Его некомпетентность. Он должен был быть лучше.
- Это все моя вина. Эм Джей, мне так жаль. Это все моя вина. Прости. Прости.
- Что ты сделал, Питер. – Ее голос эхом раздается вокруг него. Снова и снова. Эти слова эхом отдаются в башне.
Что ты сделал. Что ты сделал. Что ты сделал.
- Питер.
Сейчас он стоит перед Гарри. Он опустошен. Выжат. Пуст. Но Гарри выглядит именно так. Он потный и бледный. Кулак, сжимающий шприц, дрожит. Игла прижата к коже.
- Гарри, нет, - умоляет он. Только не ты тоже. Ты не можешь оставить меня тоже.
- Ты подтолкнул меня к этому! – кричит Гарри, слезы текут по его лицу. – Это единственный способ!
Он втыкает иглу себе в руку и нажимает на поршень.
Зеленый гоблин 2.0 смеется ему в лицо и сильно толкает. Он не сопротивляется. Он не может. Это его лучший друг. Он не может причинить ему вред.
Он падает, падает, падает и падает, а потом врезается в бетон, распластавшись на спине. Ребра сломаны, кровь пузырится между губ. Агония.
- Гарри…
- Гарри мертв! – кричит Зеленый гоблин. – Ты убил его так же, как убил моего отца! Так же, как ты убил Гвен! Ты монстр! Убийца!
- Я не… я не… Это был несчастный случай. Я не мог…
- Оправдания! Ты позволил ему умереть! Ты позволил ей умереть! Ты убийца, Человек-паук.
- Нет! Я бы умер за тебя, Гарри. Я бы умер за любого из вас!
- Докажи.
Мир озаряется вспышкой оранжевого и красного цвета, а затем погружается во тьму и тишину, если не считать одинокого крика боли, пронзающего черноту.
***
- Господи, да у тебя неплохие легкие, Паутинка!
Он в ловушке. Обездвиженный. Он яростно срывает путы и вырывается на свободу. Что-то трескается.
- Твою мать, блядь! Для чего это было? Паучок? Ты в сознании, приятель?
Желчь подкатывает к горлу так быстро, что он едва успевает задрать маску до носа, прежде чем падает на четвереньки и его выворачивает. Кашляя и усмиряя рвотные позывы, он вытирает рот тыльной стороной руки и осматривается.
Гарри нигде не видно. Взрыв… был взрыв, да? Где разрушения? Дым? Что-нибудь. Он в подвале с потрескавшимся бетоном и влажными стенами. Он один, если не считать…
- Уэйд? – хрипит он, дрожа. – Куда делся Гарри? Я должен… Я должен… - Остановить его? Спасти его? Которого из них снова?
- Малыш, я не знаю, что ты видел, но это не настоящее. Этот стремный урод накачал нас каким-то галлюциногеном. Похоже, тебя сильно зацепило.
- Не настоящее? – повторяет он. Это не так. Это было по-настоящему. Это было. Он помнит все это. Все, что случилось. Все, что он уничтожил. Конечно, это настоящее; это его жизнь. Или то, что от нее осталось.
- Точно, приятель. Все это было у тебя в голове. Все в порядке. Ну, не все. Этот урод все еще на свободе, и мы должны остановить его, верно? Посадить этого придурка за решетку, где ему самое и место? Ты готов к тому, чтобы надрать задницу?
Нет. Он дрожит так сильно, что едва может стоять. Голова раскалывается, а зрение расплывается. Он в шоке от того, что вновь пережил одну из худших ночей в своей жизни и все, что за ней последовало.
Все равно. Раньше это никогда его не останавливало. Он натягивает маску на место.
- Да. Идем.
Он позволяет Дэдпулу вести себя вверх по лестнице. Рука Дэдпула странно свисает вдоль туловища. Он почти уверен, что до нейротоксина такого не было.
- Что случилось с твоей рукой? – спрашивает он.
- Не беспокойся об этом, - коротко говорит Дэдпул. – Она заживет в мгновение ока.
Он хмурится. Это он сделал? У него в голове все перепуталось.
- Ты хочешь, чтобы я держал этого парня, пока ты будешь его бить? Или я прострелю ему коленные чашечки, а потом ты будешь пинать его по яйцам столько раз, сколько захочешь.
- Давай просто покончим с этим, - говорит он. Ему нужно убедиться, что этот наркотик не попадет на улицы, но больше всего на свете ему хочется свернуться калачиком и забыться.
***
Он не патрулирует уже неделю. Он не может смотреть на свой костюм, не почувствовав при этом гнилостного запаха от бомб Зеленого гоблина или не слыша обвинения в голосе Эм Джей.
Кровь в светлых волосах.
Он забивает на воскресный ужин с тетей Мэй. Уэйд пребывает в нерешительном состоянии. Мэй волнуется. Но он не может с ними разговаривать. Не об этом. Если он потянет за эту ниточку, то полностью распадется. Его вспороли и вырвали внутренности когтями. Он выпотрошен, надломлен, разбит.
Он выполняет свою работу по уборке в университете. Ходит домой. Избегает Уэйда. Выполняет домашние задания. Учится. Иногда вспоминает о еде. Забывает делать необходимые покупки. Избегает Уэйда. Ложится в постель. Снова идет на работу. Не очень утешительная рутина. В этом нет ничего утешительного.
Четверг – это когда Уэйд врывается через окно его гостиной с пушками наперевес.
Кофейник разбивается вдребезги под напором пули, от которой он едва уклоняется. Горячий кофе расплескивается по кухне и заливает его носки.
- КАКОГО ХУЯ ТЫ ТВОР…
Дэдпул снова стреляет.
Он уворачивается от пули и паутиной отбрасывает один пистолет, но Дэдпул уклоняется от второй паутины и прицеливается. Его паучье чутье предупреждающе вспыхивает, и он прыгает на потолок, чтобы избежать следующего выстрела.
Он бросается на него, на полной скорости нанося удар ему в грудь. Они опрокидываются через спинку дивана и падают сквозь кофейный столик. Он легко выпрыгивает из осколков и паутиной выдергивает пистолет у него из руки, забрасывая на потолок.
- Да, дерись со мной! – говорит Уэйд, тяжело дыша, перекатываясь на ноги и готовя кулаки.
- Я… - он смотрит на него. Что, черт возьми, происходит? – Нет. Уэйд, что ты…
- Ладно.
Уэйд выхватывает миниатюрный клинок из потайного кармана на предплечье и бросается на него, целясь в его бедро.
Он отскакивает в сторону, и лезвие Уэйда глубоко вонзается в подлокотник дивана.
- Черт возьми, Уэйд! Да, что с тобой, блядь…
Уэйд разворачивается к нему:
- Сражайся со мной!
- Нет!
- Черт возьми, Питер, дерись со мной!
Он бросается на него с другим клинком, но вместо того, чтобы увернуться, на этот раз он ловит его за запястье. Уэйд готов к этому и притягивает его ближе, когда его паучье чутье предупреждающе взвывает.
Он перестает играть. Вывернув запястье Уэйда, он уворачивается от третьего клинка и ударом ноги в грудь отправляет Уэйда в стену. Прежде чем тот успевает подняться на ноги, он опутывает его там паутиной.
В течение нескольких секунд Уэйд борется, а затем сдается, обмякнув на паутине, покрывающей его грудь и крепко прижимающей его руки к стене.
- Какой же ты жулик, ты в курсе?
- ДА ЧТО С ТОБОЙ, БЛЯДЬ, ТАКОЕ? – взрывается он. – Моя квартира, Уэйд! Мои соседи! Мой кофейник!
- Резиновые пули. Они не пройдут сквозь стены.
- Мой гребаный кофейник, Уэйд! Зачем ты это сделал?!
- Ты меня не слушал! – орет Уэйд, натягивая паутину. – Я должен был что-то сделать, чтобы вернуть тебя!
- Я вообще не уходил, придурок! Я был здесь все это чертово…
- В этом и проблема! – рявкает Уэйд, изо всех сил дергая сдерживающую его паутину, но безрезультатно. – Ты остановился. Ты перестал быть Человеком-пауком. Ты перестал разговаривать. Ты остановил все. Время просыпаться! Что бы ни случилось, что бы ты не видел, все закончилось. Это случилось, и это закончилось, и ты ничего не можешь с этим поделать, кроме как продолжать жить.
Они смотрят друг на друга, тяжело дыша с сжатыми в кулаки руками.
- Мои друзья, - выдыхает он. – Они были моими друзьями, Уэйд. Потом, после всего, я все еще не мог повесить маску. – Он сглатывает. – Это пиздец, разве нет? Человек-паук разорвал жизни моих друзей на куски – мою жизнь на куски – а я все равно не мог это сделать. Я не продержался и недели.
- Тебе нравится быть Человеком-пауком, - говорит Уэйд. – Естественно, ты не мог.
Он смеется, глухо и отрывисто:
- Без Человека-паука никогда бы не было Зеленого гоблина. Я являюсь причиной 100% проблем, которые решаю. Джеймсон прав. Нью-Йорку было бы лучше, если бы я никогда не надевал маску. Все, что я делаю сейчас, это просто устранение последствий.
- Это не так. Ты же в это не веришь.
- Верю. Я активизировался, и вместе со мной активизировалась преступность. Если я…
- Это не так, - настаивает Уэйд. – Все эти суперзлодеи продолжали бы совершать свои преступления, если бы Человек-паук не заставил их выйти на свет. Да, они активизировали свою техническую игру, но ты никого не вынуждал вести преступную жизнь. Ты ни при чем, малыш. Они сделали свой выбор.
Он качает головой. Все не было бы так плохо. Он знает это. Он видел, на что идут злодеи, чтобы не отставать от него. Это его вина, что полиция больше не может конкурировать. Это его вина.
- А как же Мстители, а? – давит Уэйд. – Фантастическая четверка? Люди Икс? Защитники? Они тоже причастны? Или все дело в тебе?
- Это другое! Они надели костюмы, потому что в них была необходимость. Что-то случилось, и им пришлось…
- А ты не поэтому? Зачем ты надел костюм? – требовательно спрашивает Уэйд, но ответа не ждет. – Я знаю тебя. Ты не по прихоти решил стать народным мстителем. Тебя подтолкнули к этому так же, как остальных. Ты увидел что-то, что нужно было исправить, и ты взялся за это. Это не является пороком, Паутинка.
Он качает головой и отворачивается, скрестив руки на груди.
- Что будет, если ты сейчас остановишься? – спрашивает Уэйд. – Думаешь, они отставят свои машины смерти и суперколлайдеры и вернутся к сражениям с мушкетами и кастетами? Я не понимаю! Что выиграет Нью-Йорк от твоего ухода? Что это даст тебе?
Прижав подбородок к груди и повернувшись к Уэйду спиной, он может только повторить:
- Они были моими друзьями, Уэйд.
Уэйд молчит, а потом спрашивает:
- Это из-за чувства вины? Ты наказываешь себя за… ебануться. Избавьте меня от этого. Я знал, что нужны были объятия, а не пистолеты. Чушь собачья! Вы никогда этого не говорили! Это я сказал, что мы должны заключить его в недельные объятия. Вы, идиоты, сказали, что это пустая мечта, и ему нужен пинок под… Нет, нет, нет! Вы не можете винить в этом…
Он меняет настройки своего веб-шутера и распыляет тонкий слой растворителя на участки, прижимающие руки Уэйда к стене. Паутина сразу же начинает растворяться, и через несколько мгновений Уэйд оказывается на свободе и заключает его в объятия.
Он сливается с ним, обвивая руками его спину, пока высокая температура тела Уэйда окутывает его, как знакомое одеяло.
- Копы скоро будут здесь после всего этого шума, - бормочет он. Он не хочет, чтобы Уэйд уходил, но если тот останется, он никак не сможет объяснить это, не объяснив своих отношений с Дэдпулом, а этого нельзя допустить.
- Не, я разложил записки у всех под дверьми, в которых говорится, что мы делаем скетч и чтобы не беспокоились о грохоте и криках.
- Этого недостаточно, чтобы удержать кого-то от звонка.
- Если автор говорит, что это так, то это так, и я не слышу сирен, а ты?
Он утыкается лбом в плечо Уэйда и недовольно фыркает носом:
- Ты уверен, что ни одна из пуль не прошла сквозь стены?
- Абсолютно. Проверил это у себя, прежде чем прийти.
- Уэйд! – он отстраняется, чтобы шлепнуть его, но обнаруживает, что его футболка приклеена к паутине все еще разбрызганной по груди Уэйда, и его обнаженные бицепсы плотно прижаты к ребрам Уэйда. – Уэйд, ты идиот, мы приклеились.
Уэйд сияет улыбкой всего в нескольких дюймах от его носа:
- Все идет по плану!
Он дергает руками и шипит, когда натягивает плоть:
- Я ненавижу тебя.
Уэйд утыкается носом в его волосы:
- Я скучал по тебе, малыш.
- Ты должен мне 1000 долларов и новый кофейник. – Он делает паузу, а затем добавляет. – И месяц бесплатного ужина за моральный ущерб. И новое окно. И новый кофейный столик.
- Стоило того. За что тысяча долларов?
- Гарантийная сумма, которую я не верну.
- А, да, понял тебя, приятель.
- Не думаю, что мне хватит полотенец, чтобы убрать стекло и кофе по всей кухне.
- Мы помоем ее шваброй.
- Не думаю, что у меня есть швабра.
Уэйд смеется, его грудь сотрясается от смеха, и он прижимается щекой к его макушке, крепче обхватывая его руками. Питер расслабляется в его объятиях.
- Помню, что я думал, что ты совершенство в костюме из спандекса.
Питер фыркает:
- Должно быть, это было грубое пробуждение.
- Неа, - легко отвечает Уэйд. – Это было самое лучшее пробуждение. Подожди, второе место. Ничто не сравнится с тем временем с Тором.
- Такого не было.
- Завидуешь?
- Я знаю, что ты лжешь.
- Почему ты так уверен? – выдыхает он. – Ты тоже в него влюблен?!
- Все влюблены в Тора, Уэйд.
***
Позже, после растворения паутины, они оказываются бок о бок на диване. Он смог отговорить Уэйда от его первоначальной угрозы обниматься целую неделю и убедил его довольствоваться обниманием за плечи, пока не уснет. Он бы не солгал, если бы сказал, что большая его часть впитывала каждое мгновение и стремилась бодрствовать как можно дольше.
Но даже он может бороться со сном только до тех пор, пока тот не свалит его с ног.
- Уэйд, - бормочет он, его веки, как шлакоблоки, привязанные к ногам, потерпевших провал, мафиози.
Уэйд мычит и проводит большим пальцем по его плечу.
- Что ты видел?
Уэйд напрягается:
- Что?
Глупый. Глупый вопрос. Ему не следовало спрашивать.
- Ты не обязан мне говорить, - сразу же говорит он. – Я просто… забудь об этом.
Дурак. Бесчувственный. Эгоист.
Зачем Уэйду рассказывать ему, если он даже не может себя заставить рассказать о том, что видел? Он знает, насколько тяжело пришлось Уэйду. Даже если его симптомы ПТСР были не столь очевидны, как они есть, Щ.И.Т. очень тщательно хранит их наличие в своих файлах. Это чудо, что он продолжает функционировать после всего, что с ним сделало Оружие Икс.
Дурак.
- Там не было ничего такого, чего бы я уже не привык видеть, - говорит Уэйд через минуту с осторожностью, чего обычно не бывает. – Тебе не нужно беспокоиться обо мне, Паутинка.
Он хмурится:
- Уэйд…
- Не разговаривай со мной таким тоном, - легкомысленно говорит он, щипая его за бицепс. – Я в порядке, Пити. Серьезно. Какое-то время дела шли не очень хорошо, но теперь стало лучше, когда… Теперь, когда… мне лучше, ясно?
- Теперь, когда что? – настаивает он, любопытство подавляет его тактичность, ту немногую, которой он обладает.
Уэйд не отвечает. Он обхватывает рукой его за талию и сжимает в кулаке его футболку, прижимая к себе, когда наклоняется к нему.
Он сразу понимает, что ему не нужно, чтобы тот ему это говорил. Он понимает. Он понимает это лучше, чем кто-либо другой. Когда рядом с тобой есть кто-то, кто видит тебя с самой плохой стороны и все равно принимает тебя, это меняет все. Это не стирает тяготы и эмоциональную травму. Присутствие Уэйда в его жизни не привело его в порядок. Но он чувствует себя сильнее, когда тот рядом. Одобряемым. Понятым.
Лучше.
Он прижимается виском к груди Уэйда и так тихо, что едва слышит это, шепчет:
- Мне тоже.
@темы: Deadpool, перевод, Spider-Man
-
-
24.08.2023 в 18:48Спасибки за продолжение
-
-
24.08.2023 в 19:52